Не буди меня
Шрифт:
Среди фотографий раненых был мой отец.
Не знаю, что тогда творилось со мной. С одной стороны я радовался, что он только ранен и, что самое главное, не пострадала моя мать. С другой – даже этот факт сумел за это время просто извести всю мою душу, дожимая из неё все остатки чувств.
Накинув на себя казенный халат, чтобы не терять времени на переодевание, я вышел из палаты, быстрым и весьма решительным шагом направляясь к справочному бюро или ближайшему регистратурному отделению.
Никого донимать вопросами о своей выписке
Мне просто нужен был телефон. Чертов источник связи, который из-за необъяснимых явлений не работал в моей палате.
Всё, что мне нужно было узнать, это то, где сейчас находятся мои родители.
Остановившись у первого свободного окошечка, за которым беззаботно сидела дремлющая пожилая женщина, я постучался в толстое стекло, привлекая к себе внимание, которое тут же заполучил. Хоть немного вялое и недоброжелательное.
– Что вам нужно, юноша? – спросила она, поправляя на своём носу съехавшие очки круглой формы.
– Могу ли я воспользоваться вашим телефоном, мой – стационарный, кажется, совсем на последнем издыхании, - смерив меня ещё одним далеко не гуманным взглядом, женщина всё же протянула мне трубку.
– Благодарю.
Набрав номер, который был одним из первых на экране и, пожалуй, единственным, который я запомнил, я стал ждать, когда голос машины, сообщающий о скором соединении, сменится на длинные гудки.
– Здравствуйте, Вы дозвонились на горячую линию, могу я узнать ваше имя и фамилию, - голос был мужской, весьма запыхавшийся, видимо, за последний час я не единственный дозвонившийся.
– Дилан Брук, я хотел бы узнать информацию о Катерине и Джеймсе Брук, - пальцы отбивали чечетку на деревянной глади стола, тем самым ещё больше раздражая женщину, которая никуда не могла деться в это время.
– Больница Лютера, палата номер семьдесят один, - сотруднику понадобилось несколько секунд, чтобы пробить по базе данных фамилию, после чего он с каким-то облегчением сообщил мне эту информацию. – Я могу помочь чем-нибудь ещё?
– Нет, спасибо, это всё.
Больше меня здесь ничто не могло задерживать. Нужно было ехать.
До больницы я добирался долго, казалось, что движение остановилось, лишь противно тарахтевший мотор над ухом, напоминал о том, что я застрял в обычной пробке. Всё бы было гораздо лучше, если бы таксист, который согласился подвести меня до больницы Лютера, не узнал моё лицо, которое не так давно показывали по телевизору в новостях.
Посыпались вопросы.
Тысячи, непонятных мне.
Я совершенно не видел в них логической связи и не мог понять, какое дело ему до всего, что со мной приключилось.
Но рассказывать пришлось.
Денег, чтобы оплатить проезд, у меня не было, поэтому я был обязан хоть каким-то образом компенсировать потраченное время водителя, пусть даже своим душераздирающим рассказом, половину подробностей из которого я опустил.
Через какое-то время машина остановилась у железных ворот, за которыми находилось четырехэтажное здание с большими витражными окнами.
Поблагодарив в сотый раз мужчину, не желая слушать его воспоминания, которые он пытался хоть как-то привязать к моему рассказу, я вышел за дверь, натягивая на голову капюшон потрёпанной куртки, которую взял в гардеробе с пометкой «утеряно».
В фойе больницы, как и во многих других, было оживленное движение: множество больных на колясках, которые передвигались без сопровождения, пожилые люди, снующие туда-сюда в поисках нужного им кабинета и, наконец, регистратура и справочное отделенье, из которого с интервалом в полминуты доносились телефонные звонки.
Я же решил никого не тревожить, мысленно вспоминая номер палаты, который мне назвал специалист во время разговора. Семьдесят первая, - она находилась на третьем этаже, до которого пришлось добираться в тесном и душном лифте, под стук вставной челюсти дедули, соизволившего именно в это время проехаться вместе со мной.
Наконец, когда передо мной оказалось нужная дверь с нужным номером, я набрал в легкие побольше воздуха и, опуская ручку, без стука вошел внутрь. Как я и думал, мама со следами слез на лице, сидела около кровати отца и гладила его руку, пропуская через его пальцы свои. Отец же лежал с закрытыми глазами, на его теле, как до этого на моём, было множество подключенных проводов, а на лице была маска, которая контролировала подачу кислорода.
Я с минуту стоял не шевелясь, прежде чем мама заметит моё присутствие и с лицом полным боли и отчаянной радости кинется ко мне в объятия, заливая слезами больничный халат, который я взял на входе.
Сердце стучало бешено, со всей мощью барабаня о ребра.
Не в силах больше сдерживать накопившиеся чувства, эмоции, которые я всё это время, как самое ценное, держал в себе, я просто обнял её, припадая щекой к её мягким волосам.
Меня всего трясло, казалось, что дрожь, которая пробирала всё тело, перешла и на маму, но это было вовсе не так, в отличие от меня, её тело было спокойным, лишь тяжелые вздохи, вырывающиеся из груди, говорили о том, что её переживание ещё не утихло.
– Живой, - тихо шепчет она, продолжая сжимать своими нежными руками мои плечи. – Живой… - повторяет без устали, заставляя чувствовать каждый удар её сердца… каждый вздох.
Так и стоим, уткнувшись друг в друга, не в силах разорвать эти объятия.
Отец пришел в себя не скоро, врач, зашедший в палату через некоторое время после моего прихода, долго объяснял нам о вынужденном применении лекарств, которые помогут продлить его сон до максимального предела, как того требует его организм.