Не будите Гаурдака

Багдерина Светлана Анатольевна

— Полсотни отважных воинов, храбростью своей превзошедшие львов, искусством же — прославленных героев древности — доблестные соратники непобедимого и хитроумного Вяза! — прокричал от основания валуна невидимый Ахмет, внеся ясность и вернув магу душевное спокойствие.

— Демоны их привели! — присоединился к нему голос Кириана.

Быстро подсчитав количество друзей внизу, его премудрие впал в новую задумчивость.

— А тут, наверху, кто-то из них, что ли, был?

Он вопросительно глянул на натужно откашливающуюся фигуру рядом с собой — и тут же инстинктивно отступил

на шаг и художественно присвистнул.

— Рений гад!

— Малолетний садист! — не остался в долгу Анчар.

Руки его премудрия сами принялись выплетать сковывающее заклинание, но в это время незнакомый корпулентный старичок рванул его за рукав и гневно ткнул пальцем куда-то влево, в синее марево, почти сливавшееся с ночью:

— Делом займись, мальчишка! Пока твоих змеев к бабаю якорному не посшибали! Руку дай!

Возмущенный Агафон вдохнул было, чтобы дать многокрасочную отповедь сующемуся, куда не спрашивают, пенсионеру, но две мысли одновременно вспыхнули в его мозгу, и он подавился невысказанными словами.

«Это Адалет?!»

И «Гаурдак там?!»

Последняя и заставила его вспомнить, что небо всё еще окрашивалось вспышками пламени — и не только желто-оранжевого Змеев.

Взволнованный, с мерзким холодком в районе желудка, грозящим перерасти в трансагафонное похолодание, он лихорадочно закрутил головой, отыскивая Змиуланию и ее мужа Измеина. Супруги нашлись за его спиной, а схватка, похоже, и впрямь была далека от завершения.

Победного, по крайней мере.

Оставшиеся яйцелицые — то ли самые увертливые, то ли самые везучие, что, в конечном итоге, было все одно — резко сменили тактику. Вместо того чтобы налетать на неприятеля очертя голову всей ватагой, они разлетелись по сторонам, выстроились вокруг опасных противников в подобии сферы, и хорошо знакомые людям нити протянулись между ними, как паутина. Но были они уже не кипенно-белого цвета, а отливали призрачной синевой, как и одежды и даже лица и руки оставшихся крылатых — словно синий свет, заливавший плато и ночь, окрасил и их в свои мертвенно-бледные тона.

Змеи пытались сбить окружающего их врага — огнем, когтями и зубами — но каждый раз крылатые оказывались проворнее, и самым удивительным образом пропадали с пути огненной струи, а если та и касалась их или вытянувшихся из их ладоней волокон, то лишь безвредно пятнала сажей.

Неожиданно при новой атаке Змеев яйцелицые, вместо того, чтобы снова разлететься в разные стороны, выполнили замысловатый маневр, образовывая уже две сферы, разделяя врагов, и вдруг закружились вокруг них, закаруселились с неистовой скоростью…

Бесплотный ранее шар медленно стал обретать полупрозрачные стенки из синеватой паутины.

Змеи метались теперь по поднебесью, словно внутри исполинских мячей, то свечкой взмывая ввысь, то падая вниз… Но прорвать окружение не удавалось никак: какие бы фигуры пилотажа они не выписывали, с какой бы скоростью не неслись и как бы внезапно не останавливались — несколько десятков гаурдаковых тварей висели вокруг них, как приклеенные, ни на миг не нарушая построения.

Нити, едва заметные издали, внезапно стали толще — или их

стало больше? — и первые из них коснулись огромных кожистых крыльев.

Взмах — и невесомые волокна разлетались по воздуху, как обрывки осенней паутины. Но, как и при пленении демонов, их место тут же занимали сотни, тысячи и десятки тысяч других.

— Кабуча-а-а-а… — опомнившись, выдохнул, наконец, Агафон и яростно вскинул руки, выбрасывая из пальцев комок бирюзового льда.

С шипением и свистом он врезался в ближайший шар из крылатых — не попасть теперь в него было просто невозможно… и отскочил, будто горох от стенки.

— Не так, идиот!!! — проревел рядом Адалет, схватил его кисть, вцепился второй рукой в пальцы Анчара и прорычал: — На меня! Оба!

Атлан с полуслова понял, что от него требовал старик, ухватил за руку юного волшебника, закрыл глаза и застыл, почти моментально соскользнув в транс. Но Агафон, никогда не работавший с заклинаниями в группе, уставился на них растерянно и беспомощно:

— Что?.. Как?.. Что делать?!

— Почувствуй меня, кретин!!! — рявкнул маг-хранитель, дернул его за руку, словно полагал, что оторванная конечность сильно прибавит вьюноше если не опыта, то сообразительности, и снова выкрикнул — торопливо, отчаянно: — Сосредоточься на мне!!! Ощути меня!!! Гаурдака я найти не могу, но может, хоть Змеев вырвем!!!

Сосредоточиться на Адалете?!

Кабуча! Как он себе это представляет, когда Лана вот-вот упадет?!

Почему он их не прикончит? Ждет, когда устанут, чтобы посадить?

Зачем? Что он хочет с ними сделать? Что ему от них нужно?!..

— На меня, дубина!!!..

Агафон вздрогнул от окрика, зажмурился и честно попытался последовать примеру Анчара, ища, нащупывая, тянясь неведомыми простым смертным чувствами в поисках ответного импульса мага-хранителя… но почти тут же глаза его вновь распахнулись — вольно или невольно, не разобрать — и он опять уставился в небо, где Змеи вели отчаянную неравную битву. Сердце его заныло, а желудок, и так доверху набитый ворочающимся льдом дурных предчувствий, съежился и попробовал завязаться узлом. Маг представил, каково сейчас Змиулании и ее мужу — мечущимся вслепую в неумолимо сжимающемся мешке, задыхающимся, боящимся взмахнуть крыльями — потому что в любую секунду они могли коснуться проклятой паутины и сбиться с ритма, сломаться, бросить их в пике — самое глубокое и самое последнее, представил их страх… незаметный из-за всепоглощающей, слепящей, жгучей ярости, словно мышь за гиперпотамом, горошина подле тыквы, человек рядом со Змеем…

— Лана!!!.. — вскрикнул он.

В глазах его полыхнуло вдруг ультрамарином, вспыхнули, вспухли переливчатые грязно-синие пятна, как нарывы на реальности, растворяя всё вокруг, мир зачем-то закружился, стал таять…

И окрасился матово-белым с индиговым отливом, как дизайнерский саван. А по бледной душной мути извивались странные коричневые полосы и плетеные узлы, похожие на вамаяссьские.

Агафон ахнул — и захлебнулся собственным рыком, затряс головой, тщетно силясь прогнать обрушившееся внезапно безумие, заморгал яростно — тремя парами глаз…