Не будите изувера
Шрифт:
Баба Аня уже немного успокоилась, тяжелые рыдания притихли. Она только всхлипывала и шмыгала носом. Жилистые руки, все в старческой гречке, теребили край полотенца. Она посмотрела на участкового:
– Ну, что, Макарыч, дальше рассказывать или не надо?
– Говори, я чувствую, что еще много узнаю. Как давно произошла эта трагедия?
– А ты посчитай. Наде было тогда пятнадцать лет, а сейчас – двадцать семь.
– Значит, дочь у тебя уже свой срок за нападение отсидела?
– Нет еще, – тихо ответила старуха.
– Как нет? Она мужа убила, что
– Да. Он только три дня пожил в реанимации, а потом умер от кровоизлияния в мозг. Мы с Надюшкой к матери в тюрьму ходили, только та отказывалась с нами встречаться.
– Почему?
– Не могла себя простить за случайный порыв. А еще, – баба Аня немного помолчала, – винила дочь и не хотела ее видеть.
– Господи, – вырвалось у Варвары, – а Надюшка тут каким боком? Чем ей дочь не угодила? Надо было своего алкоголика винить, а не девчонку!
– Я же говорила, что она любила его очень. Как одержимая была, только что не молилась. А тут, своими руками угробила. Девочка очень тяжело переживала. Она у меня жила. Запираться стала, везде видела врагов, иногда кричала, будто на нее напал кто-то. Бывало, зайду в комнату, а она сидит и в стенку смотрит. Меня заметит и визжит на одной ноте. Я пытаюсь обнять ее, плачу, зову ее. Она же, – баба Аня замолчала, пытаясь подавить новый спазм, подкативший к горлу, – как зверек, затравленный собаками, руки выставит перед собой, пальцы скрючит, будто защищается. Были бы ногти длинные, так и вцепилась бы мне в лицо. Затем вроде отойдет, ко мне бросится, а через какое-то время опять в углу застынет.
– Надо было к врачам обратиться, – вставил слово участковый.
– Я пошла в поликлинику, но только не сразу, – едва слышно проговорила бабка, потом, будто собралась с духом и продолжила, – долго сама с бедой справлялась. Да и Надюшка скоро отошла немного. Такие приступы стали все реже. Я уж думала, что она выздоровела, но болезнь, как мне потом врачи сказали, просто ушла в глубь мозга.
– Ужас! – вскрикнула опять Варвара и закрыла рот двумя ладонями. Ее глаза наполнились слезами. – Ох, баба Аня, я и не знала, что тебе такое пришлось в своей жизни пережить. Как же ты, бедная, страдала.
– И что дальше было? Почему вы к врачам обратились?
– Это не я в больницу пошла. Судьба Надюшку туда направила. Она к тому времени уже выучилась на парикмахера, в салоне работала. Конечно, я не о таком для своей внучки мечтала. Она же в школе хорошо училась, думала, врачом или бухгалтером станет. А после этих событий перестала на нее давить. Решила, как богу будет угодно, так и хорошо. Однажды она стригла мужчину. Срежет прядь, отойдет, полюбуется, и снова режет. В очередной раз посмотрела на дело своих рук и говорит клиенту:
– У вас уши кривые, может, и их подровнять?
Клиент думал, что красивая девушка пошутила, поэтому смело ответил:
– Правда? Ровняй, красавица, если так лучше будет.
– А что Надя? – замерла соседка и посмотрела на бабку круглыми от переполняющих ее чувств глазами.
– Надя и подровняла. Пол-уха у мужика оттяпала. Инструменты же острые!
– Когда она последний раз из больницы вышла? – уточнил участковый.
– Так два дня назад и вышла. Врач меня предупредил, что те лекарства, которые Надя принимает, нельзя мешать с водкой. Иначе у нее опять крышу снесет.
– А какой диагноз ей поставили?
– Шизофрения. Так и сказали, что на плохую генетику со стороны отца, у Андрея то ли тетка, то ли другой какой-то родственник этой болезнью страдал, наложился его же алкоголизм. Плюс – стрессовая ситуация: девочка увидела, как мать убила отца, защищая дочь. Все эти... как их? А, факторы, соединились, и глубоко дремавшая болезнь проснулась.
– У шизофреников обычно есть галлюцинации, – проявил осведомленность Макарыч, – что видит Надежда во время приступа?
– Я не знаю, когда приступ проходит, она ничего не помнит. Но врач говорил, что у нее обостренное чувство самозащиты. Если она что-то и делает во время приступа, то только для того, чтобы защитить себя. Во время приступа она может даже убить. Врачи мне велели следить за не день и ночь, но как я, старуха, справлюсь с молодой девушкой!
– Как Надежда ведет себя в период покоя? – продолжал расспрашивать участковый.
– Милая и хорошая девочка. Мне помогает, ластится все время, угождает. А как она будет себя вести во время приступа, я не знаю, ни разу не видела.
Макарыч записал рассказ бабы Ани. Он встал, посмотрел на часы и уже хотел выйти, но старуха вцепилась в него и не пустила.
– Петруша, миленький, я тебе все, как на духу поведала. Я ты почему молчишь? Можешь мне сказать, что моя внучка натворила?
– Не могу пока, баба Аня. Я еще точно и не знаю. Я обязательно тебе сообщу, как добуду больше информации. Варвара, ты присмотри тут за ней, – он кивнул в сторону поникшей бабки, – и не болтай по деревне то, что здесь услышала. Поняла?
– Не боись, Макарыч. Я и сама в шоке. Обдумать все надо.
– Вот и думай, только про себя. Языком не мели. Договорились?
Телефонный звонок он услышал, когда уже подходил к машине. В трубке раздался возбужденный голос оперативника из группы Нестеренко.
– Ты, малец, подожди, не части, – попытался остановить поток слов Макарыч, – расскажи все по порядку. Вы кого нашли? Надежду? – выкрикнув эти вопросы, участковый тревожно оглянулся: не слышит ли его баба Аня.
Дальнейший рассказ он слушал молча, лишь изредка прерывал Малышко, задавая уточняющие вопросы и сам отвечая на вопросы оперативника. Через пять минут разговора Макарыч завел машину и направился к трассе, постоянно покачивая в недоумении головой. Одной рукой он крутил руль, а другой набирал номер Кирилла: надо было узнать, что обнаружила поисковая собака.