Не будите спящего спинорога
Шрифт:
– Давай включим телевизор. Мне это обычно помогает заснуть.
Марта взяла с ночного столика пульт и включила телевизор, стоявший на шкафу.
Под аплодисменты аудитории двойники известных ведущих впаривали зрителям кухонные приборы. По низу экрана полз бесплатный телефонный номер.
– Невероятно! – удивился Джим. – И люди действительно это покупают?
– Видишь? Ты уже отвлекся.
– Как они нашли зрителей?
– Это же инфореклама, – объяснила Марта, массируя Джиму плечи.
– Я даже не знал, что такая бывает.
– Просто в это время ты всегда спишь.
– Как все нормальные люди.
А в доме напротив Серж и Шэрон били лампы, сбрасывали пепельницы, замахивались друг на друга ножами и прочими способами занимались любовью. Серж повалил Шэрон на спину, головой к изножью. Безжалостно подавляя всякое сопротивление, он вошел в нее. Еще и еще. Потом схватил пульт и включил стоящий на шкафу телевизор, чтобы во время более скучных моментов поразвлечься.
– Сильнее! Сильнее! Сильнее!! – кричала Шэрон. – Быстрее! Быстрее! Быстрее!!
Она задрала длинные изящные ноги; Серж схватил ее за щиколотки и прижал к постели, чуть ли не к ушам.
– Да! Да! Да! Трахай меня! Трахай! Трахай сильнее! Я животное! Трахай грязное животное!
Серж увеличил амплитуду, одновременно переключая каналы.
– Смотри, опять ведущие продают всякую ересь. Готов поспорить, половина этих кухонных приборов не работает.
– Сделай мне больно! Сделай мне больно, гадкий!
– Меня поражает этот аспект нашей культуры, – продолжал Серж, не замедляя ритма. – Ты только глянь на зрителей в студии. Хочешь знать, почему у нас такое ужасное правительство? Потому что у этих придурков есть право голоса.
– О боже! Где твой фонарик? Сунь фонарик мне в задницу!
– Не могу. Коулмэн его потерял во время кражи со взломом. А я говорил, он мне дорог как память!
– Еще! О боже, еще!!!
– И где они находят зрителей? Вот что меня больше всего удивляет. До чего же конченой и жалкой должна быть жизнь, чтобы предпочесть ей такое извращение?
– Кончаю! Кончаю! О боже, я кончаю!
– Им просто нужна любовь, пусть даже поддельная, в обмен на покупку миксера. Семья как ячейка общества в нашей стране в большом упадке…
– Кончаю! Вот оно!.. Ай! Ай! Ай! Ай! Ай! Ай! Ай! Ай! Ай! Ай! Ай! Ай! Ай! Ай! Ай! Ай!..
– И все-таки покупатели им звонят, иначе они не заказывали бы себе эфир. Интересно, кто их смотрит? Кто среди ночи покупает всякую ерунду?
За стеной Коулмэн сидел перед телевизором с пивом в одной руке и с телефоном – в другой.
– Да, я хочу заказать электрическую перцемолку…
31
В лестничном колодце дома на Буш-бульваре колыхалась желтая лента, какой полиция огораживает место преступления. Наверху разместились несколько полицейских нарядов, среди них – сержант тампской полиции. На ковре меловым контуром было обозначено место, куда приземлился мужчина в шелковом японском халате. Сержант сидел на диване и смотрел телевизор. Он щурился и наклонял голову набок, тщетно силясь различить в зашифрованном изображении сосок. Закурил и засунул зажигалку в карман. В открытую дверь постучали.
Сержант поднял глаза и увидел человека средних лет в помятых слаксах, розовой рубашке и твидовом спортивном пиджаке. На голове – заломленная под старомодным углом мягкая фетровая шляпа. Черный галстук с гавайскими танцовщицами.
Человек вошел и показал золотой жетон.
– Агент Махони, управление полиции Флориды.
Сержант встал и выключил телевизор.
– Нет, я сержант Драйсдейл. Не знаю никакого агента Махони.
– Махони – это я!
– Так бы и сказали.
Махони сердито посмотрел на сержанта.
– Тупой болван!
– Косноязычный дурак.
– Давайте начнем заново, – подумав, предложил Махони.
– Я не против.
– Так что у нас тут?
– На стоянку вышла голая женщина, истекающая кровью и плачущая. Это показалось соседям подозрительным. Наши прочесали дом и обнаружили труп человека в халате-кабуки. Был застрелен в наркопритоне напротив тематического парка.
Махони сокрушенно покачал головой.
– Если бы мне давали пять центов каждый раз, когда я это слышу…
– …у вас было бы много пятицентовых монеток.
– Мир меняется, – вздохнул Махони. – Помню, можно было не запирать дверь.
– А я помню, когда малолетними преступниками считались ребята, которые обматывали дом директора школы туалетной бумагой, – подхватил сержант.
– Я помню, когда магазины закрывались в одиннадцать, – сказал Махони. – Все, как порядочные, ложились спать.
– Я помню, когда по улицам можно было спокойно ходить ночью и не бояться, что к тебе прицепится полицейская под видом проститутки, которую ты пожалеешь, дашь денег на такси, а потом полгода будешь рассказывать об этом в каталажке.
– Времена были проще…
– Дал на такси – значит на такси. Никто не сомневался…
– Прошлое не воротишь…
– Нельзя оглядываться…
– Дважды в одну реку не войдешь…
– А как мне было понять в темноте, что ей всего пятнадцать…