(Не)добрый молодец: Зимогор

Василий Шуйский, низкий сгорбленный старичок с редкой пегой бородёнкой и редкими волосами на голове, сейчас сидел в царских палатах. В тех самых палатах, имеющих множество потайных ходов и комнат, что приказал выстроить себе Лжедмитрий I. Умудрённый годами и бесконечными интригами, старик глубоко задумался, и было отчего.

Он не раз ходил по лезвию ножа, попадая то в опалу, то в ссылку, а то и вовсе, расставаясь с жизнью на Лобном месте. Оттого, может, и волосы

его повылезли, но жажда власти продолжала толкать его на новые безрассудные поступки. На всё новые и новые. Власть начала стремительно ускользать из его рук. А ведь он всю жизнь боролся за неё.

Как трёхлетний недород сгубил правление Бориса Годунова, отправив его в небытие, так и всеобщее разорение грозило свергнуть и его, Василия Шуйского. Борьба Бориса Годунова с Лжедмитрием подкосила страну, а победа самозванца опустошила казну.

Гришка-самозванец спешил рассчитаться с долгами, как польскому королю Сигизмунду III, так и своему тестю Ежи Мнишеку. А ещё были торжественные пиршества, оплата услуг польских наёмников и казацких отрядов Ивана Корелы. Всё это не прибавляло денег в казне, на том и погорел, да голову сложил. А не надо бояр изгонять и веру православную отвергать! А то, что стерва эта тонконосая, Машка Мнишек, что тесть его приблудный, воевода сандомирский, что иезуиты католические – все они, все вокруг и дённо, и нощно питались силами Московии. Вот им всем и кирдык пришёл, да токмо легче не стало.

Шуйский вздохнул и, прищурившись, посмотрел на камин. Его морозило, старые кости ломило болью, а всё тело ныло. Чай, и на дыбе повисеть пришлось, и в подвалах холодных посидеть. Оттого и ныло всё. Погода стояла слякотная и промозглая, тепла не было, а бед – хоть пруд пруди.

Откуда ни возьмись, появился следующий Лжедмитрий, уже второй. А потом и Пётр неизвестный, с какого-то боку припёку вылез. И ещё приблудышей всяких разноимённых, как собак нерезаных. И откуда все эти черти взялись только? И кажный из себя царевича гнёт, а то племянника, а то и просто обзывает себя, как придётся, да царский венок из черники болотной на седалище своё срамное вешает. Тьфу.

И это он, потомок князей русских, право на престол имеющих, должен в смерть низводить?! Доколе! Доколе это гадство продлится! Шуйский осел ещё глубже в царский трон и заёрзал на нём, устраиваясь поудобнее.

Да уж и Русь не та стала, поиздержалась милая, да обнищала. А он всё о ней, да о ней думает. Радеет о матушке, да и о себе не забывает. Да что там, ему с собой не унести ничего в могилу. Деток господь прибрал ещё в младенчестве, а потом и жениться запрещали.

Нелегка доля боярская, ох, нелегка. Не поймут простые смертные, не поймут. Как золотишку добыть, да серебра способить, как страну поднять, да себя возвысить. А будет ли прок на то? Э-хе-хех. Одна радость у него осталась – это власть!

Мысли старика перескочили на другое. Эх, и Бога мы все прогневили, столько смертей допустили. Мертвяков сами разбудили, да шастают они по всей земле русской. А ещё сказывают, что ляхи того не ведают, и шведы не знают. Как же это так?! В Сибири тишина, на Волге тишина, а здесь – мертвяк на мертвяке, да мертвяком погоняет! А может, и не всё так просто, как в той пословице: «На бога надейся, а сам не плошай»? Может кто наслал, что почище мора будет. Всё на то возможно, дюже всё сходится и подозрительно

очень. Да и мертвяков уже меньше стало, покусали они людишек, да в бесноватых обернулись, а и одержимые с ними царство Сатаны празднуют.

Шуйский прищурил глаза, словно высматривая в дальнем углу подлого врага. Но только лишь тени метались по горнице, гонимые ярким светом больших восковых свечей.

Вот давеча на общем сходе решили перенести мощи царевича Дмитрия, выставили их в соборе. Всё честь по чести. И то каменьями едва его, царя названного, не побили, да в могилу не свели. Вот же, ироды! Али кто подговорил? Ох, грехи наши тяжкие. Везде крамола, везде письма прелестные, подлость, обман и воровство! Но чудо у гроба царевича надо было явить.

Калики перехожие, юродивые благочестивые стали гроба касаться да выздоравливать, а там и простые смертные подтянулись ради благости на себя. И ведь получали некоторые, несмотря ни на что! Вот что вера с людьми делает! Порчу снимало, болезни уходили, зрение появлялось у слепых. Чудны дела твои, Господи!

На то и расчёт полагался, но кончилось всё равно плохо, не иначе Мстиславский подсобил, а то и ещё кто. Каждый сейчас ему враг! Каждый хочет древний престол государства Московского занять, каждый…

Он уже было обрадовался, как неведомым образом к мощам царевича пришёл бесноватый. Укушенный он оказался, да на последней стадии перерождения, а возле гроба аккурат переродился, а как переродился, так бросился на людей! Все врассыпную, в давке больше задавили, чем он смог бы покусать. Благо, служивые не из робких оказались, мигом беса на куски порубили, да со святого собора вынесли. Да толку-то!

В народе слух прошёл, что предал, мол, он, Василий Шуйский, свою веру, с мертвяками якшаться стал, да мор на русскую землю навёл. Глупых и дураков казнили, прелестные письма собрали и уничтожили, да больно много свидетелей того было, трудно исправить. Всем языки не вырвешь. Что же это за ирод такой был, что смог всё это сделать?

Василий Шуйский по прозвищу «Левая рука» крепко задумался, пытаясь сообразить, кто же мог с тёмными силами союз заключить и так его изощрённо подставить. На многих пало его подозрение, но все мелкие людишки, без связей и ума изощрённого, да с чернокнижниками не знались. Значит, кто-то со стороны это мог быть, и малоизвестный. В тени любит держаться, тварь… Ну, на всё воля Божья, чай, разберусь! Не иначе, то поляки порчу навели, больше некому, а то и северные ведьмы, как слух один ходил, но это уже шведы зарятся али англичане. А и татары крымские с султаном турецким могли в том подсобить, и колдунов своих мерзопакостных наслать. Могли, могли, басурмане подлые.

Шуйский крякнул, потом чихнул и поёрзал на жёстком царском троне. Всё только начиналось, а чем закончится, то неведомо ему. Эх, надо было тоньше сыграть, тоньше, но что получилось, то получилось. А тут ещё новая напасть!

На юге поднялись массы народные: беглые холопы, крестьяне, казаки, посадские люди, стрельцы, а во главе их стал беглый боевой холоп Болотников. Да и не только они, к ним же переметнулись и рязанский воевода Сунбулов, и дворянин Прокопий Ляпунов. Те возглавили мелкопоместное служилое дворянство, что не захотело его признавать царём. Но ничего, стоит искать пути к Сунбулову и Ляпунову, а с Болотниковым разберёмся позже!