Не думай обо мне
Шрифт:
Кажется, не верит он, что мы друзья. Бровь у него неестественно выгнулась на этом слове.
– В спа-комплексе, который мы строили, ЧП. В сауне…
Он там еще что-то говорил, но я слушать перестала после упоминания о спа.
– Я с тобой, – перебиваю его, хлопая в ладоши. – Дай мне пять минут на сборы.
И? Где радость на его лице?
– Нет. Даже не думай об этом.
– Да, Артёмка, да. Мне совесть не позволит тебя одного в беде бросить. Я еду с тобой.
– Ты остаешься.
–
И не заметила, как подошла к нему вплотную. Ох, тут главное – не пялиться. Козловский-то не додумался одеться. Так и стоял, кубиками своими ослепляя.
Гад бессердечный.
– Комиссарова, ты остаешься дома. И лучше будет, если не разгромишь квартиру. Иначе…
– А можно я возьму купальник? В чемодане один завалялся. Как знала, что он мне понадобится. – Ты меня вообще слушаешь?
Уже нет.
Когда Артём меня за локоть схватил, уши заложило.
Приятно так. Если он меня испугать хотел, то у него ничего не получилось.
Совершенно не такая реакция. Точно не испуг.
– Конечно, слушаю. Ты разрешил взять купальник и попросил поторопиться. Будет исполнено.
10.
– Долго еще? – спрашиваю, когда от гробового молчания уже язык опухать начал. Козловский – удивительный человек. Всем своим видом показывает, как его бесит мое присутствие, но сам продолжает молчать. Воды в рот набрал, что ли? Непонятно. Меня бы уже давно разорвало от возмущения, а парень держится. На медаль идет, на золотую.
А уши покраснели.
Я все вижу.
– Комплекс за городом. За го-ро-дом, – нравоучительно поясняет он. – Это значит, что сначала надо выехать из города. А где мы сейчас?
Хоть и вредничает, но зато я теперь могу быть спокойной: от злости он не съел свой язык.
Уже хорошо.
– Насчет тебя не знаю, но я точно в аду. Тихо, жарко и Сатана лекцию читает. А ведь собиралась в бассейне поплавать. Что за невезуха, Козловский? За что мне это все?
Ой как посмотрел.
Будто я у него почку своровала, пока он спал.
– Сделаем так: по приезде ты сидишь тихо и не высовываешься. Не веди себя так, как обычно себя ведешь. Не забывайся. Все поняла?
– Бомбочкой в бассейн прыгать нельзя?
– Нет, – раздраженно бросает Артём.
Вот черт.
Это же мой коронный номер.
– Ладно. На какие жертвы только ни пойдешь ради твоего спокойствия и хорошего настроения, Козловский.
– Я должен поблагодарить тебя за это?
– Лишним не будет, – одариваю его улыбкой. – Но зная тебя и твою любовь к молчанию, вместо благодарностей можешь дать мне порулить. Я умею. Честно-честно.
– Ни за что.
– Жадина.
Еще бы и говядиной назвала, но Козловский же у нас фанат сельдерея.
– Зато
Немного обидно стало. Не думает же он, что я самоубийца? Веселая – да, чуточку взбалмошная и капельку эгоистичная, но жизнь свою люблю. А он…
– Да ты всех переживешь, не парься по этому поводу. Одной зеленью питаешься. Если бы голым тебя не видела, то всерьез бы решила, что ты гуманоид с другой планеты.
Эй, чего он так нахмурился?
– Ты видела меня голым?
Пфффф. Застеснялся, что ли?
– Ну, по пояс. Забыл? Темный шоколад надо есть, Артёмка. Он для памяти полезен.
Или он решил, что я подглядывала за ним?
Да больно надо.
– И не смотри на меня так, – выставляю палец вперед. – Даже мысли не допускай, что я за тобой подсматривать стану. Нужен ты мне, Козловский, как собаке второй хвост. Смысл уловил?
– Не особо.
Ну, вообще. Кол ему на лоб за отсутствие сообразительности.
– Тогда не заморачивайся. Просто фразу запомни.
Даже странно, что я пояснять не захотела.
– Захочу забыть, и не получится, – отвечает ехидным голосом. – Ты же себя с собакой сравнила. Как такое забудешь?
Вот же гад.
– Знаешь что?
– Что?
– Ты стал много разговаривать, Козловский. Кажется, я плохо на тебя влияю.
Надеюсь, я подожгла фитиль. Вряд ли самоуверенному Артёму понравится сама мысль, что какая-то девчонка сможет на него повлиять.
Это ему за собаку.
– Представь, что с тобой будет через месяц? – продолжаю, вытаскивая из сумки пачку чипсов. – Хочешь? Они с луком и сметаной. Ты же такое любишь. М?
– Травись в одиночестве, – следует короткий ответ. – И приятного аппетита, Комиссарова.
Ой, какие мы добрые.
Пусть не надеется, все равно не подавлюсь.
– Как ты докатился до такой жизни? Я же помню, как ты раньше пирожки трескал. Тетя Надя за неделю начинала готовиться к твоему приезду. Ты из тех людей, которые толстеют от запаха булочек? Колись, Козловский. Я же не отстану.
– Не неси чушь.
Понятно, внутри парня живет толстяк.
– На больное надавила, что ли? Должен понимать, что я не специально.
– Комиссарова, а ты когда такой ненормальной успела стать? Была же адекватным ребенком.
Короче, я точно угадала.
Стоп!
Он меня ребенком обозвал.
– Я предпочитаю слово эксцентричная. Оно мне больше подходит, – цежу сквозь зубы. – Трудное детство, Козловский. Когда у тебя брекеты и волосы в разные стороны торчат, приходилось выкручиваться, чтобы не заклевали.
Ну, не буду же я рассказывать, что после того, как он послал меня при всех одноклассниках, надо мной ржать стали. Для меня та ситуация была концом света, а для остальных – поводом повеселиться.