Не единственная
Шрифт:
А еще… о чем ей говорить с господином? Она ведь понятия не имеет, как его развлечь. А, наверное, нужно? Петь и танцевать, рассказывать интересные истории она не умеет… Да и кто знает, зачем он ее зовет. Может быть, и вовсе отправить обратно к королю… Аньис снова начало трясти.
Господин Парм остановился возле неприметной двери и открыл ее перед Аньис, кивком указав зайти. Она сделала шаг внутрь…
От волнения она забыла, что взгляд нужно опустить в пол, и, как только вошла, встретилась с черными глазами. Глубокими, но блестящими. Несколько секунд она не видела больше ничего, острый взгляд одновременно пронзал,
– Приветствую, Аньис, мне сказали твое имя, – спокойно произнес мужчина напротив. – Меня зовут Рональд.
– Здравствуйте, господин Рональд, – с легким поклоном растерянно ответила она.
Какое странное у него имя, подумалось ей, чужеземное. Она не встречала никого, кого бы так звали. Мужчина слегка улыбнулся краем рта.
– Скажи, Аньис, какая у тебя фамилия? – спросил он с такой же полуулыбкой. Голос у него был глубокий, властный, но с едва ощутимыми бархатными нотками, которые словно гладили ее. «Он не хочет пугать меня», – вдруг поняла Аньис.
Еще в детстве она заметила, что многие взрослые (да и некоторые дети) пытаются казаться более суровыми и строгими, чем они есть. От господина Рональда исходило противоположное ощущение. Ей подумалось, что ему беспрекословно подчиняются и мужчины, и женщины, стоит только им оказаться рядом. Ему не нужно утверждать свою власть – достаточно спокойно сказать что-то и… Аньис не сомневалась, что все будет именно так, как он скажет. А с ней он, напротив, старается быть мягче, не пугать.
– Вербайя, господин, – ответила она. И неожиданно для себя самой добавила: – Но у рабов нет фамилии…
И опустила голову еще ниже.
– Твоя фамилия никуда не делась, – улыбнулся ей господин Рональд. – Скажи, Аньис, чем занимается твоя семья? Как и почему ты оказалась у Ансьера?
– Мой отец – гончар, господин… – робко начала Аньис, и вдруг обнаружила, что почти не волнуется. Рассказывать ему оказалось совершенно не страшно, даже легко. К тому же, пока они говорят, он вряд ли будет делать с ней то, что мужчины делают со своими наложницами. Впрочем, если бы он ее коснулся, наверное, это было бы приятно, вдруг пронеслось у нее. И ей маленькой частичкой души очень захотелось, чтобы, выслушав рассказ, он обнял ее… Положить голову на его сильную грудь и заплакать…
– …Когда закончился выкуп, который дал муж моей старшей сестры, дела опять пошли плохо… А потом меня увидел на улице господин Ансьер, и … Он дал за меня восемь тысяч куарино, это очень много…
Она случайно слегка подняла голову, дойдя до самого тяжелого момента, и уткнулась взглядом в обтянутую плотной тканью рубашки грудь. Господин Рональд поднял руку останавливающим жестом и кивнул ей: мол, дальше понятно. В черных глазах, неотрывно смотрящих на нее, появилась задумчивость. Он скрестил руки на груди.
– Скажи, Аньис, твой отец не получал пенсию, положенную инвалидам войны?
– Нет, господин. Пенсию
Господин Рональд повернулся боком и бросил на нее задумчивый взгляд. С полминуты он молчал, разглядывая ее краем глаза. Аньис снова опустила глаза, стесняясь. В его взгляде не было ни похоти, читавшейся в глазах Ансьера, ни открытого тепла, как у Арбака. Было только спокойное задумчивое внимание. «Наверное, он решает, что со мной делать», – подумалось Аньис, и сердце снова громко забилось от волнения.
– Что ж, Аньис… – задумчиво произнес он, – отменять рабство целиком или менять ваши традиции не входит в мои задачи. Возможно, потом… Сейчас это не целесообразно. Но я хотел бы дать тебе свободу. Скажи, могу ли я вернуть тебя твоей семье?
На секунду в душе Аньис загорелась надежда… И тут же погасла. Какая-то ее часть очень хотела сказать «да». Но она не могла…
– Господин, это будет значить, что я не угодила вам, что вы сочли меня недостойной и отдали обратно как некачественный… товар, – произнести последнее было особенно сложно, на глаза выступили слезы. Но внимательный взгляд господина Эль вдруг стал необыкновенно теплым, она ощутила его на своей макушке, словно он опять неведомым образом погладил ее по голове. И слезы отступили. – Это будет позор для семьи. Мои сестры не смогут выйти замуж… А братьев не возьмут в работники… И я…
Она замолчала, опасаясь сказать страшное.
– Что, Аньис?
– Не хочу возвращаться к родителям, – робко ответила она. – Они меня продали…
– Понятно, – кивнул ей господин Рональд. – Ты готова пожертвовать свободой ради семьи, но не можешь принять поступок родителей. А просто сделать тебя свободной прямо сейчас – оскорбит короля, словно я отказался от его подарка…
– Да, – прошептала Аньис расстроено. – И это тоже будет значить, что вы захотели избавиться от меня, мою семью коснется позор…
Он снова задумчиво замолчал.
– Аньис, а что тебе нравится делать? – вдруг спросил господин Рональд и расцепил руки на груди. Краем глаза Аньис заметила, что в его взгляде мелькнули лукавые искры. Странный вопрос, она задумалась.
– Я нянчила братьев и сестер, занималась на кухне, убирала дом, ходила за выручкой на базар… – перечислила она.
Господин Эль усмехнулся:
– Я не спрашиваю, чем ты занималась. Не сомневаюсь, у тебя было много работы по дому. Чем ты любила заниматься?
Аньис задумалась еще на пару мгновений.
– Играть! – вдруг ляпнула она. И даже подняла взгляд. Господин Рональд рассмеялся.
– Я тоже! – сказал он. – Но играть в мои игры ты не сможешь. Что еще тебе нравится? И не опускай взгляд, мне нравится, как ты смотришь!
– Мне всегда нравилось читать, – подумав, сказала Аньис.
– Ты умеешь читать? – он удивленно приподнял брови.
– Да, до войны, когда наша семья жила хорошо, мы, старшие дети, ходили в школу грамотности. Наша мама – дочь писаря, она многое умеет и знает, она тоже учила нас, – теперь Аньис смотрела прямо на него, как он и велел. И не видела вокруг ничего, кроме смуглого твердого лица и необыкновенных глаз под красиво очерченным бровями.