Не его Золотая девушка
Шрифт:
Я полностью осознаю, что нахожусь на испытательном сроке, но вместо того, чтобы успокоиться, злюсь еще сильнее. Мне будто бы нечего терять.
– Пошел я нахрен? – смеется Остин над моим заявлением. – Очень интересный выбор слов. Как раз об этом я и хотел с тобой поболтать.
– Ну все, – Лекси поднимается на ноги, побуждая двоих, сидящих рядом с ней, тоже встать.
– Расслабьтесь, я просто решил глянуть, не остыли ли еще Уэстовы объедки, – говорит Остин своим товарищам по команде, а затем снова поворачивается ко мне. – Я тут подумал. Если мы выиграем полуфинал в
Перед глазами темнеет, и все, что я вижу, – это идиот, сидящий рядом со мной. Не раздумывая, я упираюсь ладонями в его твердую грудь и толкаю так сильно, как только могу, сбивая его со стула. Я и глазом не моргаю, когда его задница шлепается на пол. На самом деле, это вызывает волну облегчения, и я даже не жалею об этом. Когда он поднимается на ноги быстрее, чем ожидалось, в его глазах бушует ярость.
– Психованная сука! – гремит он. – Только тронь меня своими гребаными грязными лапами еще раз, и я тебя прикончу!
Я хочу огрызнуться в ответ – страх исчезает, ведь я просто дико зла сейчас, на всех и вся. Но еще до того, как я вступаю в свою защиту…
– Может, попробуешь сказать это дерьмо мне, ублюдок?
Сердце бешено колотится в груди, и меня внезапно захлестывает волна ярости и замешательства. И все из-за того, кто только что произнес эти гневные слова – Уэст, полный ярости, нос к носу с Остином. Последний отступает, словно дрессированный щенок. Просто безумие, как быстро верный подданный становится на место, когда король напоминает о послушании.
Дэйн и Стерлинг подходят, чуть опоздав, что доказывает, насколько быстро Уэст, должно быть, вскочил и бросился к нам. При других обстоятельствах это можно было бы расценить как доблестный поступок, но ничто в отношении Уэста Голдена меня не впечатляет. Ведь я его знаю. На самом деле, это может быть подстава – уловка, с помощью которой Уэст вновь меня одурачит, заставив думать, будто у него все-таки есть душа.
С того места, где стою, я вижу, как у Уэста дергается челюсть, вижу, как его ноздри раздуваются от гнева – настоящего или притворного.
– Слушай, чувак, я не хочу никаких неприятностей. Я ж просто шутил с ней, – объясняет Остин, поднимая руки в знак капитуляции. Он отступает настолько поспешно, что задевает бедром угол обеденного стола, немного теряя равновесие.
– Если я еще раз замечу, что ты хотя бы дышишь в ее сторону, я тебя покалечу. Усек?
Уэст кипит от злости, вены на руках выступают прямо под татуировками.
– Усек, – признает Остин, переводя взгляд с Уэста на его братьев и, похоже, сожалея о том, что вообще подошел к моему столику.
Теперь почти вся столовая наблюдает за происходящим. Всего лишь вопрос времени, когда кто-нибудь из учителей заметит ссору. Из-за Уэста я не могу позволить себе даже отдаленно быть связанной с неприятностями. О том, чтобы остаться и посмотреть, чем все закончится, не может быть и речи. Когда один из обедающих учителей хмурится из-за сложившейся ситуации, я подхватываю вещи и несусь со всех ног по центральному проходу, вон из столовой. Но едва не останавливаюсь, расслышав низкий, знакомый голос.
– Саутсайд! Подожди!
Двигайся быстрее, Блу. Не давай ему шанса заговорить. Не давай ему шанса забить тебе голову той ложью, которую он придумал, чтобы снова втянуть тебя в это дерьмо. Все, что он когда-либо говорил, все, что он когда-либо скажет, – ложь.
Двери распахиваются, и я врываюсь в пустой коридор. К моему ужасу, они распахиваются во второй раз, и прямо за моей спиной раздаются тяжелые шаги.
– Да погоди ты, – снова зовет он.
Я притворяюсь, будто не слышу его, набирая скорость и направляясь бог знает куда. Единственное, что я точно знаю, – я должна убраться как можно дальше от Уэста. Желание убить его все еще не притупилось, и если бы я думала, будто смогу одолеть его, то просто попробовала бы.
– Я просто… Пожалуйста.
Эти слова – искренняя потребность в том, чтобы я остановилась и послушала, но отчаянным или навязчивым Уэст не кажется.
Ему удается схватить меня за руку, и мне противно ощущение, которое вызывает это прикосновение. Ненависть и что-то еще. Но «что-то еще» – лишь иллюзия, наркотическая зависимость от эмоционального насилия. Я наблюдала это у своих родителей. Кто-то из них делает какую-нибудь гадость, дабы навредить другому, а потом они каким-то магическим образом оказываются в койке. Я не такая. Я полна решимости разорвать этот порочный круг.
– Я просто хочу поговорить с тобой.
Его голос эхом отражается от трех стен, окружающих нас, ведь я каким-то образом умудрилась свернуть направо, в тупик. Эта школа такая огромная, что я все еще иногда путаюсь.
Я поворачиваюсь лицом к Уэсту, потому что у меня нет выбора. Он быстрее и сильнее меня, а это значит, что и обогнать его тоже невозможно.
– Держись от меня нахрен подальше, Уэст.
Мой голос напряжен от эмоций. Вот почему я уверена, что глаза тоже красные и остекленевшие. А еще я уверена: он знает, что я снова собираюсь заплакать. Уже, наверное, в сотый раз с субботы. Только мои слезы – не признак слабости. Это признак того, что я чертовски зла и сыта по горло его гребаным величеством.
Клянусь, Уэст только что услышал мои мысли. Его дьявольские зеленые глаза изучают мое лицо. Он читает меня без труда. Но все, что сможет найти, – это гнев и боль.
Он глубоко дышит, и его челюсть снова напрягается, когда он подходит ближе.
– Я просто… Мне нужно, чтобы ты знала, что я…
– Нет! – выкрикиваю я. – Ты ни черта не имеешь права мне говорить. В реальном мире все не так работает. Я знаю, ты привык водить девчонок за нос, заставлять их сохнуть по тебе, независимо от того, насколько мерзкую хрень ты сотворил. Но я не такая, как они.