Не гаси свет
Шрифт:
Бронзовый звон Сен-Сернена и других городских церквей разносился в холодном воздухе, под окном шуршали шины, весело перекрикивались люди, время от времени диссонирующей нотой нетерпеливо гудел клаксон. Журналистка уставилась на потолочный вентилятор. Колокола звонили, усердно и проникновенно, и обрывки праздничной, «языческой» музыки врывались в их разговор. Она слышала, как бьется сердце радующейся жизни Тулузы, но для нее самой и жизнь, и радость были теперь недоступны.
Почему не звонит Лео?
Она не выдержала, достала телефон
— Кристина…
— Да. Это я. Извини, что беспокою дома, но у меня разрядился мобильник… (Лгунья!) Ты мне звонил?
— Нет…
У Штайнмайер сжалось сердце. Голос в трубке звучал отстраненно и холодно — или ей показалось?
— Тебе нечего сказать? Никаких новостей? — уточнила она.
— Ты ведь знаешь, что я не могу разговаривать с тобою из дома, Кристина! — шепотом произнес Фонтен.
— Кто это? — Журналистке показалось, что она узнала голос жены Леонарда: они познакомились на одном приеме и даже понравились друг другу.
— Это по делу, насчет поездки, я тебе говорил… — ответил ей космонавт.
— Дети! — позвал женский голос. — Собирайтесь!
— Когда мы увидимся? — спросила Кристина. — Ты связался с детективом?
Пауза слегка затянулась.
— Знаешь, сейчас не самый удачный момент… — сказал наконец Лео. — Как все прошло в полиции?
Должна ли она сказать ему правду? Нет, позже. Кристина не хотела сообщать Лео об обвинениях Корделии — она не была уверена в его реакции.
— Никак, — солгала она. — Думаю, они мне не поверили.
Еще одна долгая пауза.
— Мне нужно тебя увидеть, — добавила журналистка и поежилась: в комнате было холодно — из-за штор дуло, но дело было не только в этом.
— Кристина… Мне нужно подумать… Я говорил с детективом, который должен мне услугу… Он кое-что раскопал о тебе, — объявил вдруг космонавт.
Его собеседница нервно сглотнула:
— Не понимаю… Ты попросил его провести расследование обо мне?
— Детектив узнал, что ты напала на семейного врача, когда была подростком, и тебя водили к психиатру…
— Мне было двенадцать!
— Он задействовал свои контакты в полиции: недавно ты избила девушку… Как видишь, я в курсе.
— Я этого не делала!
— Повторяю, мне нужно подумать. Будь осторожна. Я сам тебе позвоню.
Леонард повесил трубку, но Кристина пришла в ярость и снова нажала на кнопку вызова. Разговор не окончен, она имеет право объясниться. Все имеют право защищать себя, чем она хуже? Лео хорошо ее знает, у них был роман, они спали вместе!
Голосовая почта…
Это случилось летом, 23 июля 1993 года. Ей было двенадцать. В то лето кошмаров и призраков она тяжело заболела мононуклеозом и была так обессилена, что большую часть времени лежала в постели с высокой температурой, в липком поту, с распухшими подмышками и жестокими головными болями. Когда начались бронхиальные осложнения и резко увеличилось число лейкоцитов в крови, семейный
Вечером 23 июля свет в детской погасил отец — мадам Дориан уехала, чтобы ухаживать за заболевшей матерью. «Спи спокойно, обезьянка», — сказал Ги, как будто знать не знал ни о страшных снах, ни о болезни своей дочери, после чего повернул выключатель и закрыл дверь.
В темноте сердце Кристины забилось, как обезумевший от первобытного ужаса зверек.
Потом сквозь сон прорвались голоса. Шепот доносился от бассейна: ночь была очень жаркой, температура поднялась до 30 °C, и окно было открыто. А может, девочка просто спала и видела сон. Или видела сон о сне: и в голосах, и в беззаботном, почти томном шелесте пальм на ветру было нечто нереальное.
Она заметила, что ночной мрак стал не таким густым: должно быть, зажегся свет у бассейна. Кристина насторожилась, услышав плеск, и посмотрела на радиобудильник. Полночь. Лицо горит, наволочка промокла от пота, а под черепом разгорается жаркое солнце. Снова этот таинственный шепот. Голоса у бассейна манили ее к себе, но бассейн ночью — не то же самое, что бассейн днем. Это недостижимое, опасное — и запретное — место. Глубокая чаша воды пугающе сверкает во тьме, отсвечивая бледно-голубым, красным и нежно-зеленым через витражное стекло гостиной. Но девочка все-таки откинула простыню и вышла из мезонина: внизу никого, но все лампы зажжены. Она спустилась…
Бассейн манил ее к себе. Голоса завораживали. В ее юном, охваченном жаром мозгу рождались смутные ассоциации — вода, огонь, рыба, страх, тошнота, желание… рождались и обретали форму. Бассейн был феерически зазывным, но и невыносимым, отвергаемым фантазмом. Кристина прошла босиком через гостиную, осторожно раздвинула двери, выходящие в патио, и окунулась в темную звездную ночь. По коже пробежала дрожь удовольствия и опаски. Перед нею плескалась ярко освещенная, хлюпающая поверхность воды. Кто-то плавал в бассейне — силуэт, обрисованный горящими на дне лампочками. Кристина сразу узнала свою сестру Мадлен. Та лежала на спине, покачиваясь на легких радужных волнах, и распущенные волосы колыхались вокруг ее головы, подобно водорослям. Она была совершенно голая… Младшая сестра заметила шелковистый треугольник у нее между ног.
— Мэдди? — позвала она.
Старшая сестра выпрямилась и повернула голову, резко взмахнув руками.
— Что ты здесь делаешь, Кристина? Уже очень поздно, ты давно должна быть в постели!
— А ты что делаешь, Мэдди?
У бассейна сильно пахло хлоркой, и Кристина поморщилась. Воздух над водой вибрировал и искрился светлячками. Младшей Штайнмайер было всего двенадцать, но ее юная душа ощутила всю завораживающую силу картины, открывшейся ее глазам: светлячки танцуют вокруг обнаженной Мадлен.