Не грози некроманту, попивая сок в Светлой Обители
Шрифт:
С чего начался наш конфликт с Ашером Лауфманом, я точно не помню. Но уверена — это он виноват. Темным детям запрещено гулять без взрослого, который сможет, если что, погасить вспышку силы. Поэтому меня крайне редко выводили в парк. Но каждый раз эта отрава всей моей жизни начинала задирать, потом получала сдачи и в слезах бежала жаловаться мамочке.
В восемь лет я, уже имеющая собственного демона, не подходила для школы по контролю силы и меня направили в общемагическую. Толерантность. Я оказалась с Лауфманом даже не в одном классе, а за одной партой. Учительница, к слову светлая, один
В Университете Светлых и Темных ситуация не сильно изменилась. Слава Тьме, мы уже были на разных факультетах. Но не забываем о толерантности. Здание-то одно и лекции пересекаются, поскольку довольно часто приходится работать в команде светлый-темный. И опять мы устроили с Лауфманом соревнования. В итоге у меня черный диплом с отличием, я лучшая на курсе. У него — золотой и звание гордости факультета.
Когда на распределение мест практики мне выпал Феликтон, я чуть не заплясала от радости.
Небольшой городишко на двадцать тысяч жителей вдали от столицы и Лауфмана, который наверняка останется там. Мамаша его точно подсуетилась, чтобы сыночка не отрывали далеко от юбки. Целый год без вечного раздражителя! Рядом лес, речка. Да это самый настоящий курорт! Настроение не испортило даже то, что нас с Лауфманом выбрали королем и королевой выпускного бала. Три обязательных танца я стерпела и в отместку тоже отдавливала ноги партнеру.
К междугородним порталам я летела воодушевленная. Когда вышла в конечной точке, сразу уткнулась в чью-то спину. Знакомый парфюм. Медленно подняла глаза, и слова извинений застряли в горле напополам с нецензурной речью. На меня также ошалело пялился через плечо Лауфман!
Но весь ужас ситуации до меня дошел позже. Ибо толерантность. Я смотрела на небольшой домик, в котором нам предстояло жить, и раздумывала, не поднять ли кладбище, чтобы разнести тут все. Целый год бок о бок со светлым круглыми сутками!
Сам Феликтон меня тоже разочаровал. Нет, городок небольшой, приятный, но вот жители… Обычно если стоят храмы, то сразу два (да-да, она самая), но тут по какой-то причине осталась только Светлая Обитель. Темный храм был давно разрушен, и восстанавливать его никто не спешил. Я еще у отца поинтересуюсь сим занимательным фактом. И вот даже не знаю, по какому закону, я оказалась единственной некроманткой в городе. Как меня приняли жители? Да на стаю бешеных собак косятся с меньше опаской, чем на мою амуницию. Толерантность здесь работает избранно: если нужно по делу подойдут, а просто — спрячутся за забором еще и кукиш от сглаза в след покажут. Это, конечно, бабье население истеричное, мужики-то они поспокойнее будут.
Городской глава Чойт Сизар принимал сопроводительные документы с печатью власти на лице, пока не увидел наши дипломы. Добротная ряха поплыла в немом изумлении. Да, они посылали запрос на специалистов, но никак не ожидали лучших из выпуска.
Так и начался мой год мучений.
Я не спеша вышла на крыльцо. Денек погожий: солнце ласковое, небо чистое. В такую погодку купаться самое то. Только и с речкой мне не повезло. Не зря ее назвали Стрелой, течение в ней бешеное. Никакие сваи дольше месяца не выдерживают, приходится пользоваться навесным мостом.
Единственно лес не подкачал — хороший такой, густой.
Стоило мне только выйти за калитку, как из ближайшего куста появился светлый Жрец. Последнее время Лауфман сдал позиции в моем личном рейтинге доставал. Первое и почетное уверенно занимает этот индивид в белом балахоне.
— Стоп, — я выставила ладонь, не давая ему подойти, — только не в лицо. — Зря я, что ли, красоту наводила специально подольше?
Жрец согласно кивнул и опрыскал из пулевизатора очищенной водой мою руку. Тяжело вздохнул, когда моя кожа в очередной раз не стала покрываться волдырями и с шипением слезать.
— Дитя, — начал он расстроенным голосом, — ты совсем не ходишь на службы. Это не порядок. Каждый житель должен получать очищение. Твоя душа…
— Принадлежит другой конфессии, — сухо перебила я его.
— Это неважно, — отмахнулся блаженный. — Ты должна регулярно обращаться к своему богу.
— Нет, не должна, — я скрестила руки на груди. — Тьма сейчас рыдает от смеха, слушая этот разговор. Мы темные идем в храм только в трудные минуты за советом, чтобы богиня направила нас. И все. Мой отец Главный Жрец темного храма и я могу точно вам сказать: сколько я должна и кому.
Светлый подобрался. С лица слетело идиотское выражение, а взгляд стал цепким.
— Твой отец Главный Жрец? Ты не говорила. — Даже голос изменился на более жесткий.
— Так у меня и мать инквизитор, — пожала я плечами. — Не буду же я орать об этом на каждой улице. А кто мои сестра с братом, вы точно знать не захотите.
— Но тогда горожане будут более дружелюбны с тобой, — решил зайти с другой стороны Жрец.
— Даже если одену белую тогу, некроманткой быть не перестану, — я провела рукой по подолу черного платья.
Мужчина поджал недовольно губы, пшикнул в мою сторону контрольный выстрел очищенной водой и гордо удалился. В кусты.
Кил опустился на мое плечо:
— Ушел этот служитель добра и маразма?
Ворону от жреца доставалось больше меня. Он тоже не желал испаряться от регулярного купания, но когда подобное останавливало нашего светлого разносчика благословений.
С народными гуляниями я почти угадала. Все же в Феликтоне даже съеденная корова это интересно. Посмотрела на добротные спины мужиков и дородных женщин и вздохнула. Кил поддержал меня, громко каркнув. В толпе мистическим образом возник проход. Ощущение, что простые жители освоили моментальную телепортацию.
Я бросила взгляд на местами обглоданную корову и поспешила к напарнику. В сторонке тихо ревела Клара под бдительным контролем отца.
— Что смог узнать? — шепотом спросила Лауфмана.
— Ты бы еще дольше шла! — зашипел в ответ светлый.
— Жреца своего больного на голову благодари, — тут же нашла на кого свалить опоздание я. — Мне повторить вопрос? Или ты только здесь торчал и мух от туши гонял?
Лауфман втянул в себя воздух сквозь стиснутые зубы. Я заинтересованно наклонила голову. Парень продышался и, прикрыв веки, лишь бы меня не видеть, начал говорить: