Не хлебом единым
Шрифт:
Надежда Сергеевна холодно посмотрела на него и чуть наклонила голову.
— Я смотрю, вы здесь прочно устроились, — сказал Максютенко, краснея и оглядываясь на Урюпина.
— Надежда Сергеевна наш автор, — заметил Крехов.
— Ха-ха-ха! — отчетливо захохотал Урюпин и осекся: он увидел на столике перед Надей форматку с чертежом, которую она только что при нем подписала.
— Ха! — озадаченно кашлянул он, двинув шевелюрой. — Валерий Осипович, глянь-ка на эту форматку. Ты видишь, что делается? Это действительно автор! Надежда Сергеевна, вот вы автор… Я вижу здесь… Не кажется вам?..
Это
Но в дело неожиданно вмешался старый модник Антонович.
— Позвольте, товарищи, — он вышел из-за своего «комбайна», одетый в длинный пиджак с обвислыми плечами и застегнутый на одну пуговицу. Минутку, товарищ Урюпин. Вы имеете разрешение заглядывать в секретные чертежи?
— Ага! Вот и Антонович! Ну, как вы с квартирой… — начал было Урюпин, но Антонович надвинулся на него и показал пальцем на дверь.
— Вы читали надпись на двери? Прочитайте, товарищи, там есть надпись. Да-да… Потрудитесь ознакомиться…
И как гости ни отшучивались, а пришлось им выйти в коридор.
Опять ровно потекли дни. Не чувствовалось в них напряжения, ничем они не угрожали, с удивительной четкостью проходили они, похожие один на другой, мирные осенние дни. Приезжали с курортов загорелые, веселые люди и окунались в московский мокрый, прозрачно-холодный воздух.
Как не верить в успех! Вот сидит Крехов в синих сатиновых нарукавниках и, поворачивая голову то вправо, то влево, переносит на ватман устройство, которое он сам придумал. Вчера он подошел к Дмитрию Алексеевичу и вполголоса, будто между прочим, спросил: не многовато ли места отведено для станины? Дмитрий Алексеевич изобразил на лице самое крайнее удивление: а куда девать качающийся стол? «Стол? — ответил Крехов. — А мы его разрежем на три части и поместим одну под другой… так, вот так и еще так — и пространство у нас будет покорено!» Старикан действительно сумел разрезать стол, придумал фокус с рычагами и противовесом, и станину решили после этого укоротить на целый метр! Вот он теперь сидит и чертит, довольный сам собой, и даже приговаривает:
— Настоящую машину узнаешь постепенно, как человека. Сначала нас поражает идея — мы снимаем шляпу перед автором. А потом, когда познакомишься подробнее с узлами, оказывается, она вся еще набита кой-какими мелочишками… Довольно небезынтересными! Конструктор тоже не дремал! Такую машину я признаю. Это действительно совершенство.
Ясно, о какой машине идет речь!
В последнее время Дмитрию Алексеевичу начало даже казаться, что он уже много лет работает в этой группе, с Надей, Креховым и Антоновичем. Однажды он вспомнил о своих прошлогодних посещениях консерватории и сказал в утренней рабочей тишине ни с того ни с сего:
— А не организовать ли нам, товарищи, вылазку? Как-нибудь взять, да и налететь на Малый театр всем косяком!
Группа дружно поддержала это предложение. Наде поручили достать билеты. Но тут набежало облачко. Дмитрий Алексеевич встретил на улице Вадю Невраева. Модно одетый, розовый от усердия, Вадя нес толстый
— Не могу. В следующий раз, — сказал Вадя, вырвался и пошел дальше. Он шел до самого конца длинной улицы, ровно, как по доске, и не оглянулся.
Через час Дмитрий Алексеевич уже забыл, об этой странной встрече. А между тем резкая перемена в поведении Вади Невраева имела под собой серьезные основания.
За два дня до этой встречи заместителю министра Шутикову принесли несколько сколотых вместе секретных бумаг, которые заставили его прекратить все дела.
«Павел Иванович! Особые обстоятельства заставляют меня направить это на Ваше усмотрение. Полагал бы привлеч», — коричневым карандашом было написано на верхнем листке, вырванном из блокнота. Там, где должен был стоять мягкий знак, повис росчерк, похожий на кнут — подпись Дроздова.
Прочитав записку, Шутиков пожал плечами. Переходя к следующей бумаге, он уселся, поудобнее, и сразу же рот его открылся…
«Секретно. Начальнику Технического управления, тов. Дроздову Л.И., прочитал он. — При сем препровождаю докладную записку инженеров Урюпина А.А. и Максютенко В.О. о преступном нарушении правил ведения секретного делопроизводства Лопаткиным Д.А. Произведенной мною проверкой изложенные факты в докладной подтвердились. О чем и докладываю на ваше распоряжение».
Эту бумагу подписал директор проектного института.
На третьем листе женским почерком Максютенко была написана пространная докладная записка. Шутиков припал к ней, и бледное его чело покрылось мелкими блестками пота.
"Руководящий конструкторской группой, выполняющей секретный государственный заказ особой важности, инженер Лопаткин Д.А. допустил к ознакомлению со всеми материалами группы гр-ку Дроздову Н.С., которую оформил в качестве соавтора. Названная выше гр-ка Дроздова просматривает и подписывает все чертежи секретного проекта, хотя не только не является инженером, но даже не понимает многих простейших элементов машиностроительного чертежа. Большинство сотрудников видит, что эта гр-ка Дроздова является не чем иным, как подставным лицом и лжесоавтором. О корыстных или иных личных мотивах подобного злоупотребления могут судить только органы расследования. Мы же считаем своим долгом довести до Вашего сведения об этом факте разглашения особо важной государственной тайны.
Максютенко. Урюпин".
Дочитав докладную записку, Шутиков задумался. Потом лицо его опять засияло золотым спокойствием, чуть заметной улыбкой, тайными мыслями. Он снял трубку и не спеша завертел диск телефона.
— Леонид Иванович? Да-да, получил. Ты почему не наложил свою авторитетную визу на этих петициях? Что-что? Ай-яй-яа-ай! Ай-яй-яй-яй-яй! Да-да-да-а-а… Я обратил внимание, думал — однофамилица… Ай-яй-яй-яй… Ну ладно, я понимаю тебя. Ладно.
Положив трубку, он улыбнулся, крякнул и покачал головой. Потом снял трубку с того телефона, на котором была надпись: «Министр».