Не хочу в Нормандию!
Шрифт:
Бесцеремонно вытолкав за дверь кумира миллионов, Костик мрачно ворчал: «Кидалово. Кидалово кругом…» В его статной высокой фигуре вдруг явно стало проглядывать нечто стариковское. Устало ссутулившись, он, как заторможенный, развешивал костюмы, раскладывал еду на полочки в холодильнике. Потом долго плескался в ванной. Но как только Костик рухнул на вожделенный матрац, за окном во всю мощь прогресса урбанизации взревела соседняя стройка. Затрещали отбойные молотки. Затрясли мироздание гигантские адские машины, вбивающие сваи в недра земли. Завизжали истеричные тормоза. Самозабвенно заматерились прорабы… В столице нашей Родины городе-герое Москве начинался новый трудовой день. Неумолимо ширились и росли кварталы в предвкушении неминуемого
Вдруг, обычно уравновешенный Костик подскочил, как ужаленный и, завернувшись в простыню, словно в индийское сари выскочил на балкон:
– Козлы-ы! Деби-илы! Чтоб у вас кайло отвалилось!
Но его высокоартистичные ругательства слились с индустриальным шумом и растворились в разноголосом хоре праздника труда и созидания. И тогда, раскинув руки, не в силах выплеснуть весь поток ярости на провинившийся город, Костик вдруг запел невероятно красивым сильным голосом: «Да, я – шут, я – циркач, так что же…» Всё смолкло. Над бескрайним строительным морем во внезапно оглохшей тишине был слышен только его чудесный густой голос. Покорившись перед дерзким талантом из провинции, Москва пристыженно замолкла и дослушала арию мистера Икс до конца…
Я выронила помаду и застыла от изумления и восторга. Успокоенный и совершенно прежний Костик повернулся ко мне и, как древний философ, завёрнутый в своё древнее философское одеяние, вещал:
– Вот мне, Ленка, как не дёргайся, как не ерепенься, а придётся под Мишу-депутата ложиться – а это всё равно, что под паровоз. А ты, коровушка моя, какого-то французского дедушки испугалась. Он и мелкий-то, поди, как все французы? Фигня-война, главное – манёвры. Представь, что это твоя работа, и всё! Преподаватель музыки, ты как к своим служебным обязанностям относишься? Вот и давай старательно, прилежно, скрупулёзно – не для забавы, а исключительно за деньги. Ничего, выживем…
ОЧЕРЕДЬ ЗА СЧАСТЬЕМ
Тюменская область размером похожа на Францию.
Больше на Францию она ничем не похожа…
Чётко следуя всем Лолкиным инструкциям, я примчалась к консульству затемно. До открытия тяжёлых дубовых дверей было ещё несколько часов, но, несмотря на это в очереди я была уже четвёртой. В течение десяти минут очередь удвоилась, затем стала быстро расти, и вскоре напоминала взбудораженную колонну первомайской демонстрации в славные доперестроечные годы. Вдоль очереди, как из-под земли, выросли столы, за которыми уселись всезнающие коммерсантки. Они принялись бойко торговать медицинскими страховками, без которых входить в дубовую дверь не рекомендовалось. За отдельную плату эти же тётки заполняли необходимые замысловатые анкеты. Тут же шныряли агенты транспортных компаний с веерами из рекламных проспектов.
Время побежало быстрее. И по мере приближения заветного часа – открытия дубовых дверей, очередь становилась всё оживлённее. Людская река забурлила, вспенилась, заволновалась. От стресса, голода и многочасового неподвижного ожидания люди кинулись нервно общаться, рассказывать свои истории, давать друг другу бесконечные советы:
– Тут надо знать, что и как сказать. А то откажут в визе. Они ж ничего не объясняют. Всё спросят, и кто приглашает, и зачем, и какие отношения.
– Почему такой допрос с пристрастием?
– Странный вопрос. Да потому что бегство русских женщин за границу приобрело масштабы государственного бедствия!
– По телевидению запугивают документальными триллерами про маньяков-иностранцев,
Когда до штурма неприступной крепости оставались считанные минуты, все возбудились ещё больше и были объяты выяснением одного всеобщего вопроса: «На какое время у вас назначено?» Рандеву начинались с 8.00, а моё время было 8.05. Я, не предчувствуя беды, назвала своё время. И тут выяснилось, что у огромного числа людей время на 8.00. Точь-в-точь как бывает во всех поликлиниках, переполненных озлобленными больными, жаждущими немедленного излечения.
Я была нещадно отброшена от заветной цели на несколько часов барахтанья в потном людском месиве. Из жерла выныривал надменно-бесчувственный человекоподобный робот и, не замечая никаких криков, разборок и назревающих драк, запускал в счастливую жизнь строго по одному человеку.
Тем временем кипящая река решила выбросить такую мелкую щепку, как я на грязный загаженный берег, оставив без единой надежды достигнуть океана. Теперь у всех в этой бесконечной очереди время оказалось назначено ровно на 8.00!
Положение становилось безвыходным. Консульство принимало страждущих только несколько часов. Тем, кто не укладывался, предстояло повторить всю процедуру штурма заново, на следующий день, а таким образом я могла не попасть на самолёт. От ужаса, что все усилия могут пропасть даром, у меня ослабли ноги, и похолодело внутри.
Во мне будто включился спящий доселе неведомый механизм, и я, молча, с решимостью крошечного буксира, тянущего за собой громоздкую баржу, попёрла против течения.
Я помню перекошенные злобой лица, захлёстывающие волны ненависти и тычки со всех сторон, рвущихся в дубовые двери агрессивных монстров. Эта жуткая картина даже сейчас, спустя много лет, стоит перед моими глазами. Я не помню персонажей, но то состояние опасности, обиды и торжества несправедливости навсегда что-то изменили в моём отношении к человеческой природе, отнюдь не в лучшую сторону.
Но я должна была противостоять, и во что бы то ни стало вынести всё это. Безысходность подсказала единственно правильную манеру поведения.
– Пропустите. Мне назначено. У меня на восемь ноль-ноль. – Как заведенная монотонно твердила я, пробиваясь к Райским вратам.
– У тебя же на восемь, ноль пять!!! – орали вокруг. Но я усиленно делала вид, что ничего не слышу и не замечаю.
И вот когда вожделенная дверь была уже почти передо мной… Разъярённая слоноподобная тётка такого революционно-базарного вида, будто только что продавала махновцам махорку и патроны, решительно преградила мне путь к счастью. (Неужели и она тоже надеется обрести нежную любовь в предместье Парижа?!) Захлёбываясь площадной бранью, комиссарша принялась толкать меня кулачищем в плечо, намереваясь, раз и навсегда покончить с моей никчёмной классово-несознательной жизнью. И быть бы мне затоптанной ревущей, жаждущей возмездия, рвущейся на штурм Зимнего, толпой революционных матросов… Но в эту самую секунду волшебная дверь отворилась! Отчаянно вырываясь из десятка вцепившихся в меня алчных потных рук, я кинулась внутрь, чуть не сбив с ног, невозмутимого андроида.
Всё! Победа! Так вот что имела в виду Лолка, говоря: «Главное вырваться!»
Прохлада. Полумрак. Будто из жерла адского пекла попала внутрь чудесного облака. Теперь мне больше никуда не нужно будет торопиться, психовать и рвать жилы – это где-то там… Тихие вежливые голоса задают простейшие вопросы, а я всё никак не могу опомниться и с первого раза правильно произнести даже собственного имени.
– В Интернете познакомились? – с подозрением интересуется аккуратный холёный клерк.
Но не тут-то было, не поймаешь, морда заграничная. Я-то знаю, что и как нужно отвечать. Дай Бог моей Лолке здоровья, денег и море французских поцелуев!