Не хочу в рюкзак
Шрифт:
Славка оставил складной метр на бревне и, перешагивая через металлические растяжки, решительно направился на зов песенки.
— Куда это наш мастерок подался? — поинтересовался кто-то из плотников. — Вроде перекура не объявляли...
— Может, надо... — отозвался другой, и, заглушаемый близкими деревьями, снова раздался разнобойный тюк топоров.
Славка выбрался на поле стадиона. Откуда-то из торжественной пустоты трибун язычком пламени вилась песенка:
ИБлизоруко щурясь, Славка обвел взглядом трибуны. Они казались лестницей небывалой ширины.
Мелькнуло пятно. Славка поправил очки и направился в ту сторону.
— Эй! — позвал он. — Ты кто?
Маша оборвала пение.
— Надо говорить «вы».
За барьером из высоких скамеек она чувствовала себя уверенно и могла спокойно наблюдать за этим невесть откуда взявшимся парнем. Где же она его видела?.. А! Вчера! На улице. Они не обратили на нее внимания... Ну, погоди, теперь она не станет обращать внимания!
— Ты хорошо поешь, — искренне соврал Славка.
— Неправда! Я плохо пою, — возразила Маша и легко побежала вверх.
Славка следом.
— Остановись! Я устал!
Маша остановилась. Никто из ее знакомых никогда не говорил так просто и естественно: «Остановись! Я устал».
— Вы или ненормальный, или...
— Нет. Я — Станислав.
— Ой, — прыснула Маша, — у нас был кот Славик!
Славка поморщился, но ничего не сказал.
Маша села. Но вся ее поза, напряженные бугорки мускулов, глаза, наполненные осторожным любопытством, — все говорило, что она может в любую секунду вскочить и тогда — поминай как звали!
Славка переступил на шаг вперед и опустился на скамейку. Проклятая робость сковала его: он только сейчас разглядел, до чего красива девушка, какая она вся точеная, гибкая. И глаза, большие, в ресницах, как в черных ободочках...
А Маша без малейшего смущения разглядывала Славку. Выгоревший дорыжа чуб. Нежные щеки, покрытые только румянцем. За толстыми стеклами очков добрые, несмелые глаза.
С незнакомым парнем можно притвориться невесть кем, посмеяться и убежать, можно показаться необыкновенной, говорить разные слова и играть какую-нибудь роль. С незнакомым парнем ведь можно больше никогда не увидеться, а он имеет право только сказать: «Какая странная девчонка встретилась!» И забыть.
— Ты мне кого-то напоминаешь, — еще больше теряясь от ее пристального разглядывания, пробормотал Славка.
— Кого же? — Маша кокетливо склонила голову набок. Глаза ее загорелись все возрастающим любопытством, и щеки порозовели.
— Профиль... — сказал Славка неуверенно. — Его выгравировали на деньге... А деньгу нашли в кургане.
Голос Славки звучал вяло, без воодушевления, — не умел он ни знакомиться, ни развлекать девушек.
Маша поняла это, ей стало немного скучно, но из вежливости она спросила:
— А что такое курган?
Славка покачал головой: притворяется, что ли? Не знает, что такое курган!..
— Ну... захоронение...
— А-а... — учтиво сказала Маша. «Захоронение» — это то, что никогда ее не интересовало.
Славка понял, что разговор, и без того державшийся на волоске, вот-вот оборвется, совсем растерялся, сказал банальную истину, что археологом работать страшно интересно, и окончательно замолк.
Маша сжалилась и, придя ему на помощь, поинтересовалась:
— А ты что здесь делаешь? Ты спортсмен? Тренируешься?
— Нет, что ты! У меня всю жизнь по физкультуре тройки были! — обрадованно ответил Славка. — Я, понимаешь, в другой области. Строитель.
— Что же ты построил? — Славка все больше и больше не то чтобы нравился Маше, а так как-то... внушал доверие.
— Разное! Вот сейчас цирк строю. То есть не сам цирк, а крышу, но все-таки... — под конец едва не запутавшись в словах, сказал Славка.
— Цирк? — не заметив его смущения, по-настоящему заинтересовалась Маша. — Ну, ну! Говори!
— А что говорить?.. Крышу делаем... На растяжки ставим... Скоро готово будет, — чувствуя, что дальше «крыши» разговор снова не идет, скованно пробурчал Славка.
Маша засмеялась, мягко и необидно, вдруг вскочила и помчалась вниз мимо удивленного Славки.
— Встретимся в цирке! В цирке-е... — на бегу бросила она.
Он растерянно поглядел ей вслед и подумал: «Какая странная девчонка!»
IV
Вечером Славка постучал к Клюеву. Инженер сидел над шахматной доской.
— Заходи, заходи! — приветствовал он Славку. — Я уже расставил.
— Извините, Кирилл Георгиевич...
— Что там? Струсил! Или на вчерашнее обиделся?
— Нет, что вы! Просто не могу сегодня. У меня... свидание, — как можно небрежнее сказал Славка.
Клюев задумчиво посмотрел на пешку. Лицо его посветлело.
— Что ж, дело важное.
Он сгреб фигуры на стол, перевернул доску и начал их укладывать.
Славка не уходил, чувствуя, что должен еще что-то сказать. Может быть, оправдаться?
Клюев пришел ему на помощь:
— Не поспеешь через подъезд, бросай камешки в окно. Открою.
Славка не нашелся что ответить: он не собирался возвращаться так поздно.
— Дошвырнешь? — не унимался Клюев.
— А то как же!
И Славка плотно прикрыл за собой дверь. Впервые за все время он подумал, что Клюев дома всегда один. Славка знал; у него семья погибла во время войны. Как-то раз на вопрос «Почему вы не женились еще раз?» Клюев ответил:
— Жениться — штука нехитрая. Полюбить — куда сложнее. А ты как считаешь?