Не изгой
Шрифт:
— Щипать его? — Я правильно расслышала?
— Да. Реальные щипки. Схватила его за ухо, и он рассыпался, как двенадцатилетка. Вывернулся. Потом она схватила его за другое ухо. Цыпочка, с которой он был, сбежала. Саша сегодня в ударе.
О, боги. Я знала, что это значит.
Я обменялась взглядом с Катом. Всего его лицо было напряжено, но плечи дрожали. Парень старался не рассмеяться. Я сказала в трубку:
— Мы уже в пути. Будем через двадцать минут.
— Кто это «мы»?
— Кат и я.
Она
— Ты с Катом? — Ее тон был мрачен.
Я вздохнула.
— Да.
— Детка.
Она знала о моем решении. Как и Саша. Они с ним не согласились, но я поделилась с ними обеими тем днем, когда во второй раз покинула его дом. И вот теперь я была здесь, возвращаясь к тому самому решению.
— Ладно. Мы здесь. Кэсси умирает. Она думает, что это самая смешная вещь, которую она когда-либо видела.
И, кстати говоря, Мелани в последнее время молчала о ней и физиотерапевте.
— Мел.
— Да?
— Нам нужно поболтать.
Теперь она вздохнула.
— Я знаю. Я только что подумала о том же самом. Но поторопись, потому что мне нужно уходить и все такое, как только ты будешь здесь.
И мы вернулись к обычной Мелани.
Только нужно было услышать единственное слово.
Она добавила:
— Типа, черт возьми, сейчас, детка.
И вот оно.
— Мы уже в пути.
— Мне нужно тебе кое-что сказать, — сказал Кат, как только я повесила трубку.
Мой желудок резко сжался.
— Что?
— Я инвестор в «Бреско».
Я нахмурилась.
— Что ты имеешь в виду?
— Я имею в виду, что некоторое время знаю владельца. Он попросил об инвестициях, и я дал ему денег.
— Это место должно быть загребает…
Кат ухмыльнулся.
— Да, доход хороший.
Святое. Дерьмо.
Он был местным богом, национальной хоккейной знаменитостью, а теперь он говорит, что является инвестором в «Бреско»? Какого черта я его заинтересовала?
— Какие еще инвестиции у тебя есть?
— Несколько других.
— Типа?
Он взглянул на меня уголком глаза.
— Типа, это проблема для тебя?
Знаете, в тот момент мне показалось, к черту все это. Я бы убежала от него. Я уже рассказала ему большинство своих плохих секретов. Он увидел, как я вышла из себя, и я попыталась закончить это во второй раз. Честно говоря, мне нечего было терять.
— Ты становишься все больше и больше для меня.
— Что?
Я вернулась туда, к своей маме, когда оставляла еду за дверью ее спальни в надежде, что она поест.
— Я была бездомной и на самом деле не знала об этом.
— Подожди. Еще раз. О чем мы говорим?
Езда в машине ночью действовала на меня успокаивающе. Линии стали постоянным размытием. Ощущение автомобиля, движущегося под нами. И самое лучшее чувство — это когда ты чувствуешь себя в безопасности.
С
Я не могла припомнить, чтобы когда-нибудь чувствовала себя с кем-то в безопасности.
Но здесь, во время езды с Катом, я чувствовала успокоение, а потом узнала о его инвестициях? Может быть, нормальная женщина и подумала бы, что сорвала джекпот, но не я. Люди всегда уходили, с инвестициями или без них. Боль пронзила меня от резкой разницы между нами.
— Я была бездомной, Кат.
— Да. Ты уже говорила об этом раньше.
— Ты не понимаешь. — И никогда не поймет, но в этом отношении ему повезло. — Когда ты бездомный, ты испытываешь отчаяние. И если вы настолько привыкнете к этому, то становитесь другим человеком. Ты никогда в жизни такого не испытывал. Чем старше я становлюсь, чем дальше я отдаляюсь от этой девушки, чем больше я понимаю, насколько мы разные. Ты уже знаменит, а теперь «Бреско»? И ты не хочешь говорить мне об остальном. Мы просто такие разные.
— Почему это плохо?
— Это не так. Думаю, будь я помоложе, я была бы еще более неуверенной в себе, потому что как я могу что-то значить для тебя? Что у меня есть такого, что я могла бы тебе дать? Но сейчас у меня просто выдался момент. Я так далеко ушла от той девушки, но я все еще борюсь. Вот что это с тобой делает. Ты борешься, несмотря ни на что. Каждый день. Каждую минуту. Ты борешься со своим собственным разумом. И люди этого не понимают, люди не хотят это понимать.
— Я понимаю. Я имею в виду, я хочу понять.
Я посмотрела на него, наблюдая, как свет и тени танцуют на его лице. Я снова почувствовала себя в безопасности, но вокруг него было затишье. Он сделал это. Он убаюкал те чувства, которые раньше раздражали меня, отвлекали, въедались в меня до тех пор, пока я не могла ни на чем сосредоточиться.
— Но ты никогда не поймешь, и я думаю, это и есть самое большое счастье для кого-то вроде меня. Ты этого не поймешь.
Я так много ходила взад и вперед, но прямо здесь, прямо сейчас, я приходила к решению. Это заставило мое сердце учащенно забиться. Это заставило мою грудь сдаться. Это напрягло каждое нервное окончание в моем теле, и я не могла поверить, что у меня все получится, но я собиралась сделать это.
Я собиралась попробовать с ним.
Если бы я этого не сделала, мне бы казалось, что я снова очутилась на тех улицах. Чувствовала бы себя открытой для стихий. Я всегда боролась бы, чувствуя крайнее отчаяние, потому что не могла вернуться туда, где была, когда умерла моя мама. Я не могла, но он успокаивал все вокруг меня. Он помог мне сосредоточиться. Это было похоже на то, как если бы он был для меня домом, открывал дверь и приглашал меня войти внутрь.
Если он меня выгонит, тогда мне придется разбираться.