Не мир принес
Шрифт:
— Ого, да их тут много! — крикнул Юдин и со всей дури вмазал по первой роже, появившейся в оконном проеме. Из рожи полетели красные брызги. — Стрелять?
— Стреляй! — истошно заорал Васинцов, бросая в окно СШГ. Он уже не сомневался, что не просто хулиганье. Краем глаза он глянул на монитор, и на одной из «четвертушек» увидел распростертое тело в белом маскхалате. Не совсем белом, на груди халат был пропитан чем-то бурым. Лица человека не было видно, мешали два оскаленных ублюдка, топтавшихся над телом. Но Васинцов готов был поклясться, что это был Полуянов, совсем молоденький контрактник из последнего набора.
Они уже попрощались с жизнью, когда на эстакаде у складов завыла сирена и появился первый армейский «уазик» с синим маячком.
— Живем, командир! — радостно проорал Юдин и наконец дал длинную очередь. А чего жалеть, хоть
Выехавший следом за «уазиком» на эстакаду «ГАЗ-66» резко развернулся и осветил тупик мощной фарой. Зашуршал откидываемый брезент, раздался грохот подкованных сапог, звяканье железа.
— Я старший лейтенант Дзюба, городская комендатура! Со мной спецназ! — прохрипел мегафон с эстакады. — Приказываю всем оставаться на местах, в противном случае открываю огонь!
На улице завыло, завизжало, послышался металлический звук передергиваемых затворов, топот ног.
— Слышь, командир, давай местами махнемся, а то я задубел, и патроны все равно кончились, а ты весь дымишься, — предложил Юдин.
Васинцов глянул на себя, действительно, мазут, которым он угваздал штаны в тамбуре, дымился около раскаленной буржуйки. Да и Юдина было жалко, на улице мороз, а он в одной тельняшке около разбитого окна. Кинув сержанту «Макарова», чтобы дверь все-таки держать под прицелом, Васинцов подошел к окну и, не опуская автомата, выглянул наружу. Около десятка тел лежало вповалку у самого вагона в быстро замерзающих лужах крови. Один из нападавших стоял на четвереньках и судорожно дрыгал левой ногой, словно заводил мотоцикл. Подбежавший человек в черном комбинезоне мощным ударом сбил его на снег и крикнул:
— Эй, живы там?
— Живы, спасибо, браток, вовремя подоспели! Врач есть?
— Есть, есть, не переживай. Дзюбе спасибо скажи, он нас вызвал. Ладно, оставляю тебе санитара и десяток бойцов, а мы сами дальше. Вот черт, что творится-то! Словно взбесились все! Че в тюрьмах щас творится — не поверишь!
«Черный» вдруг присел на корточки, заглянул под вагон и дал длинную очередь:
— Вот скотина хитрая, за колесами прятался! Ладно, пока. Четвертое отделение здесь, остальные к машине!
Васинцов уселся на топчан, хотел вытащить сигарету и только сейчас заметил, что руки у него трясутся. Худощавый санитар в бронежилете с красным крестом отстранил Юдина, деловито вытащил второго «паука» из спины стонущего Толича, ловко наложил повязку. Юдин прикурил от печки и, глядя на оскаленную морду трупа, свисавшего из оконной рамы, сказал:
— Слышь, капитан, а я думал нам сегодня точно «кирдык».
Глава 5
БАЗА ОТДЫХА
Юдин вытащил из пачки последнюю сигарету, аккуратно заклеил ее посередине папиросной бумагой и прикурил, с наслаждением выпустив колечко дыма:
— Так вот, понял я, что если начну препираться с этой дурой, ночевать мне на станции, перепрыгнул через турникет и еле-еле успел запрыгнуть в последний вагон, чуть поллитру не разбил, в пакете она у меня была. Зашел, мест свободных полно, хоть ложись да дрыхни. В вагоне от силы человек тридцать, бабули, пролетарии отважные, кто ж еще в такое время поехать решится, пара девчушек молоденьких совсем у входа, прям под кнопкой вызова милиции. Опытные уже! А холодно, все окна в инее, попа чуть к кожзаму сиденья не прилипла. Я так прикидываю, что тепла не дадут, газетку на сиденье положил, уши у шапки опустил, достаю поллитру и прямо из горла. Благодать! Не поверишь, почти сразу согрелся, и похорошело мне. Сижу, потихоньку водочки отхлебываю, девчушкам напротив глазки строю. Ну, думаю, все, мытарства мои кончились, через час буду дома, как войду, сразу в койку к Люське под теплый бочок, даже телик смотреть не буду. Как же, кончились! Тут подходит ко мне мужик, здоровенный, метра два высотой, в плечах — примерно столько же, в стеганой фуфайке и шапочке вязаной. Знаешь, такие черные, как на макушке держатся — неизвестно. Вот, подходит он ко мне и смотрит так жалостливо, мол, не погуби, брат, дай хлебнуть. А мне чего, жалко, что ли? Тем более терпеть не могу пить в одиночку. Налил я ему в пластиковый стаканчик, он принял, рукавом занюхал, глянул так с благодарностью неподдельной и тут же к окошку привалился и глазоньки свои офигевшие прикрыл. Знает свою дозу — уважаю. Смотрю я на него и умиляюсь, прям-таки Илья Муромец былинный, что тридцать лет и три года сиднем сидел. Вот встанет сейчас, развернет плечо и… Тут объявляют станцию, то ли «Пролетарская», то ли «Профсоюзная», то ли «Заводская», не помню точно, вваливается компашка. У меня прям под ложечкой екнуло, волчата, точно волчата, человек десять, всем лет по шестнадцать. Ну все, думаю, приехали, а я, как назло, пистолет в «оружейку» сдал. Сколько раз зарекался по ночам с собой возить, а тут… В общем, пацаны эти вагон внимательно оглядели и шасть к девчонкам на переднее сиденье, вроде с шуточками-прибауточками, а гляжу, у одной наушники плейера с головы снимают, вроде как послушать, в сумочку к девчушке лезут. И ведь хитрые, сволочи, одного «отморозка» прямо под кнопку «тревожную» посадили, чтобы делишки свои спокойно творить. Смотрю, а девчонки уже чуть не плачут, да они и заплакали бы, коли не испугались бы так. А эти «отморозки» уже глазами рыскают, за кого дальше взяться. Я так прикидываю, что в вагоне мне больше надеяться не на кого, бабки, интеллигенты в очках, остальные все так на волчат затравленно смотрят, от страха трясутся. Я так аккуратненько ключи из кармана достал, в кулак их зажал и оторванной ручкой от пакета обмотал. И бутылочку так незаметно под правую руку ставлю, а в ней еще водочка плещется, жалко-то как. Думаю, долбану кому-нибудь из них бутылкой по башке, и пропадет водочка-то. А тут, на счастье, этот Вася, ну, тот здоровяк, икать начал. И кто-то из волчат, на свою беду, и говорит, че, мол, этот пидор разыкался. Нет, конечно, видели бы они Васю целиком, вряд ли решились бы былинного богатыря будить. Тут двое из них встали в проход вагона, на меня смотрят и так спокойненько ножички из карманов вынимают. Что мне оставалось делать? Я ногой так Васю тихонечко пихаю и спрашиваю: «Еще выпьешь?» Он проснулся, как ждал, я ему всю бутылку отдаю и ненавязчиво так намекаю, мол, эти вот козлы тебя пидором обозвали. Видел бы ты, что тут началось. Вася этот едва водкой не поперхнулся: «Меня, пидором?! Кто?! Убью!» — вскочил, тех двоих в проходе смел, как и не заметил, и на остальных. А кулаки у него, ну вот как тебе сказать, попробуй обхватить рукой трехлитровую банку, что-то типа этого получится. Волчата-то мигом смекнули, что к чему, с места вскочили и в тамбур. А Вася за ними. Хвать одного за шиворот, одна куртка в руках осталась, он снова его хватает, один свитер в руках. Короче, гнал он их три вагона, пока на следующей станции двери не открыли.
— А ты?
— А что я. Я сразу за тем, что плейер у девчушки отобрал и сумочку. Это же статья чистая, а остальных-то за что привлекать, они-то пока ничего не сделали, разве что Василия в устной форме оскорбили. Так вот, догнал я этого «отморозка», скрутил его и в тамбуре сложил до прихода милиции, он даже обгадился со страху. Ой, и воняло же от него, слезу ведь, гаденыш, пустил, про маму больную рассказывал. А у самого в карманах и финка, и кастет. Вот такая история, я тогда поутру как проснулся, Люську под мышку, сначала в баню, потом в церковь, самую дорогую свечку поставил за счастливое избавление и еще одну за здравие раба божьего Василия.
— А в баню-то зачем?
— Да чтоб погрешить перед причастием, мы ведь с Люськой в грехе жили… Эх, в баню бы сейчас. Как смекаешь, капитан, долго нас здесь мариновать будут, и вообще че нам светит? — спросил Юдин, протягивая Васинцову бычок.
— Хрен его знает, — пожал плечами Васинцов, жадно делая последнюю затяжку и выглядывая в окошко их «дачи» с большой цифрой 14 на стене. Мороз спал, окно оттаяло, и он разглядел утыканную мигалками черную «Волгу», въезжающую к воротам.
— Ого! Кажется, начальство приехало. Может, нам наконец объяснят, что к чему.
Действительно, их положение было двусмысленным. С одной стороны, их не объявили арестованными или задержанными, с другой — забрали все оружие, даже личные ножи и предложили не покидать территории этой базы отдыха, обнесенной тремя рядами колючей проволоки. А потом намекнули, что и из дачи им выходить без особой надобности нежелательно. Черт-те что творится, хорошо хоть кормят вовремя. А вот с куревом беда, сегодня последнюю пачку «придавили». И ни магазинов, ни «комков» поблизости не наблюдается. Юдин молодец, спер во время последней «беседы» у очкастого следака полпачки «Веги». Говно, конечно, сигареты, но на безрыбье и рак свистнет…
На беседы их вызывали дважды в день, предлагали подробно описать ту памятную ночь и события, ей предшествовавшие. А чего тут описывать. Было все как обычно, только старлей этот, спаситель из комендатуры, заявился. Потом долго ждали ребят из города, два раза ужин разогревали, но ребят все не было. Решили ужинать без них. Да мало ли что может случиться с двумя здоровыми ребятами в большом городе, может, с девчонками познакомились. Хотя не похоже — ребята-то дисциплинированные. Где-то в двенадцать проголодались и сели ужинать, через полчаса Юдин услышал странный шорох, ну все и началось…