Не мой Ромео
Шрифт:
Почему он меня не предупредил? Черт бы его побрал! Вечно он своевольничает, никогда ни во что меня не посвящает!
Позвонить ему, что ли, пусть доложит, кто она такая. Хотя…
– То есть вы – блогер? – спрашиваю я.
У нее расширяются глаза и бледнеет лицо.
– Да, я веду блог…
– Гм…
Она молча смотрит на меня, качает головой.
– Придется спустить с Тофера шкуру! Зачем он вам про это разболтал? А-а, поняла, он считает, что я должна всем об этом рассказывать. Никак не возьмет в толк, что такое маленький город, особенно
Я изучаю ее из-под полуприкрытых век, прикидывая, с кем имею дело. Никакого Тофера я не знаю. Зачем ей скрывать свой блог? Вдруг она не спортивная блогерша? Я привык к женским приставаниям, особенно к назойливым фанаткам. В прошлом, особенно в колледже и в первые годы выступления в профессиональном футболе, я это только приветствовал, выбирая самых красивых и принимая их предложения: ключи от гостиничных номеров, бумажки с номером телефона… Некоторые просачивались на наши профессиональные вечеринки. Нет, эта не из их числа. Платье не облегающее, макияж на минимуме, образ прилежной студентки.
А она продолжала тараторить:
– Хотите правду? Клара – это моя тетушка – выпроваживает своего бойфренда через черный ход, чтобы его никто не увидел. Он оставляет машину за церковью и тащится к ней пешком. Ей сорок, между прочим. Это чтобы ей не пришлось всем рассказывать, что у нее роман с почтальоном. – Она выгибает изящную бровь. – Скотти на десять лет моложе ее. Не мужчина, а находка.
– Понятно. – Оказывается, «Черная туфелька» разговорчива! И не обязательно на тему футбола.
Она слабо улыбается.
– Вам ли рассказывать, что значит избегать публичности, не выставлять напоказ свою личную жизнь!
Святая правда. Даже стаканчик виски в людном месте для меня – причина паранойи. Каждый мой шаг я представляю в виде заголовков. «Джек Хоук выпивает! Неужели нэшвиллского квотербека снова поймают пьяным за рулем?» Меня наказали за пьяную езду всего раз в жизни, пять лет назад, на втором году игры в Национальной футбольной лиге, тем не менее этого никто не забыл. Было дело, в прежние времена я вел разгульную жизнь. Думал, со славой и деньгами мне море по колено. Дурак был.
– Верно, моя приватность мне очень дорога.
Я приступаю к пасте, жую, глотаю, не спуская с девушки глаз. Она взведена как пружина, часто дышит, того и гляди вскочит и убежит.
Черт, кто сказал, что она из числа сочувствующих? Вдруг это просто хитрость, способ раскрутить меня на сюжет для статьи?
Несколько секунд мы оба молчим, она принимается ерзать, но взгляд по-прежнему внимательный. То, что я ем, а она нет, – это, конечно, грубость с моей стороны, но не родился еще репортер, про блогеров и первых встречных я вообще молчу, из-за которого я бы не стал…
Она кусает свои пухлые алые губки – злится, что ли? Не губы, а какое-то буйство плоти. Греховное зрелище.
Смотрит сквозь большие белые очки прямо мне в глаза. У нее
– Между прочим, это невежливо – начать ужинать, не дождавшись меня. Я же отправила вам сообщение, что буду чуть позже.
– Я не видел. И очень проголодался. Извините. – Я небрежно пожимаю плечами, раскаяния в моем голосе не расслышать при всем желании.
Официант торопится к нашему столику, поправляя на бегу свой черный костюм.
– Сэр. – Он косится на… кем бы она ни была… и наклоняется ко мне. – Извините нас за то, что она проскочила. Вы же понимаете, это самый напряженный вечер в году. Приносим вам извинения. Вызвать охрану?
«Черная туфелька» вся на нервах. Она сверлит взглядом официанта, на ее лице нешуточный гнев.
– Между прочим, я здесь, перед вами. И имею на это полное право. Мы условились о встрече. Это свидание.
Я мечу глазами молнии. Не пойму, о чем это она.
Девушка выпрямляет спину и с вожделением смотрит на мою тарелку с пастой.
– Мне то же самое, и хлеб тоже. – Она указывает на мои наполовину съеденные спагетти болоньзе. – И бокал красного вина. Нет, лучше джин-тоник и двойной Hendrick’s с огурцом. Давайте начнем со спиртного. Благодарю вас.
У нее легкий южный акцент, отчего вся ее речь кажется подслащенной и одновременно такой цепкой, что я непроизвольно кривлю губы. Она напоминает мне маминого пуделя: тот тоже вот так взбрыкивал при любом намеке на несправедливость.
Официант недоуменно моргает, смотрит на меня, на его лице мольба.
– Еще раз прошу принять мои глубочайшие извинения, сэр…
Я отпускаю его жестом. Принято интуитивное решение. Мысль о том, что мне придется о нем пожалеть, решительно отметается.
– Не утруждайте себя. Лучше накормим даму, хорошо?
Официант отвешивает глубокий поклон и убегает. Все мое внимание теперь принадлежит девушке.
Я внимательно изучаю ее внешность, составляю каталог ее черт, а не бегло поглядываю, как несколько минут назад. Красоткой из глянцевого журнала ее не назовешь, но что-то манящее в ней все же присутствует. Может, дело в ее консервативном наряде, намекающем на соблазнительные изгибы под ним. А может, это все ее губы. Да-да, губы! Не знаю, намеренно или интуитивно, но она использует их как орудие соблазна: то подожмет, то легонько прикусит нижнюю…
Недаром я – один из лучших квотербеков Лиги: я обладаю особенным умением расшифровывать гримасы и тики на лицах соперников. Сейчас трудно не заметить, что она смотрит на меня так, словно не находит во мне ничего выдающегося: без малейшего воодушевления в глазах, без трепета ресниц, без восторга при звуке самого этого весомого имени – Джек Хоук. Поразительно!
– Что я вижу? По вашей блузке порхают крылатые поросята! – Я щурюсь, разглядывая ее глухо застегнутую белую блузку с черным бархатным воротничком, как у Питера Пена.