(Не) моя ДНК
Шрифт:
Они устроили двухчасовую фотосессию в фотостудии одного приятеля Саши.
Здесь оказалось на редкость просторно и уютно, студия порадовала отличным естественным освещением — окна были почти во всю стену, а также обилием фонов для съемки. Впрочем, много фонов Саше с Аней оказалось не нужно. Развернули белый лист и стали снимать.
— Прям уж нимфа, скажешь тоже… — невесело усмехнулась Аня и поправила немного съехавшую с плеча лямку зеленого шелкового наряда.
Когда-то она любила это облегающее платье модели «рыбка», фигура в нем смотрелась очень уж выгодно. Но платье
— Нимфа и есть, — улыбнулся ей Саша. — Ты красавица, Анюта. А твой минотавр еще собственную шапку съест, что тебя упустил. Ты супер!
Аня действительно сегодня как следует поработала над внешним видом, чтобы фото получились пригодными. Сделала прическу локон к локону, добавила легкий макияж. Однако чувствовала себя как угодно, только не супер.
Это больно — надевать наряды, зная, что скоро ты их продашь, и больше никогда никуда в них не выйдешь. Аня любила свой гардероб, гордилась им. Впрочем, жаль было больше не вещи, а ту жизнь, которой она еще недавно жила.
Больше не ее жизнь.
Хотя, если разобраться, она никогда не была ее. Аня украла эту жизнь, соврав любимому человеку, и теперь сполна расплачивалась за ложь. Все честно.
«Вот и хорошо, что этих вещей не будет, меньше напоминаний. Вот и славно!» — внушала она себе.
Крутилась перед камерой, как могла, слушалась Сашиных команд. А он все жал на кнопку фотоаппарата.
— Кстати, откуда у тебя такой крутой фотоаппарат? — наконец догадалась она спросить.
— Пару лет назад я мечтал стать профессиональным фотографом, угрохал на эту ляльку всю премию, но не сложилось… — Саша пожал плечами.
— Фотографом? Я думала, ты хочешь стать писателем, — удивилась Аня.
— А еще художником, и на гитаре играть, и песни петь, — усмехнулся Саша. — Одно другому не мешает, Анюта. Я разносторонняя личность.
— Да уж.
— Есть еще наряды?
— Есть красное платье-футляр, — ответила Аня и замялась. — Правда, без драгоценностей оно как-то голо смотрится…
А драгоценностей-то у нее больше и не было.
Только сережки с бриллиантами, в которых она ушла из дома. Но их она никогда не продаст, подарит Лейле, когда та вырастет. Кто знает, появится ли в жизни Ани еще хоть раз подобная ценность.
При разборе вещей Аня очень надеялась найти свою шкатулку с драгоценностями. Что ни говори, а там хранилось много ценного. Тигран всегда отличался щедростью, одаривал на праздники целыми комплектами украшений. Это очень помогло бы ей в первое время. Однако шкатулка не нашлась. Должно быть, муж посчитал, что она недостойна подаренного им золота. Это очень задевало, хотя и было понятно. Но вот что не было понятно — почему тогда не положил сережки, цепочку и колечко, которые ей дарила на шестнадцатилетние мама? Видно, забыл… а напоминать она не станет. Не доставит ему удовольствия еще раз ее унизить. Пусть подавится своим золотом, спасибо хоть, одежду прислал.
— Закончили, — объявил Саша. — Иди переодевайся, а то Лейла там разнесет всю раздевалку своим молоточком.
Аня кивнула и поспешила к дочери.
По дороге в фотостудию заскочили в супермаркет, купили Лейле простенький набор ремонтника, чтобы ребенку было чем заняться, пока будут фотографировать. Она как раз такой и просила, увидев нечто подобное в мультфильме. Как ни странно, из всего обилия инструментов ей больше всего понравился маленький пластиковый молоток. Теперь девочка с важным видом ходила повсюду и стучала.
Дочь нашлась у гримерного стола — с интересом «чинила» ножку.
Вот уж кому здесь очень понравилось, так это ей, малышка вообще любила новые места.
Аня принялась переодеваться, складывать вещи в сумку. Когда почти закончила, Лейла потеряла интерес к новой игрушке, закинула ее на стол. Подошла к маме и с важным видом заявила:
— Когда плиедет папа? Его долго нет!
Этот вопрос Аню будто кипятком ошпарил.
Лейла уже не первый раз интересовалась наличием родителя, ведь уже два дня его не видела, а раньше такого не случалось. Каждый раз, когда малышка спрашивала про отца, Ане хотелось убиться лбом об стену, утонуть в ванне, на худой конец притвориться немой. Что угодно, лишь бы не отвечать на этот вопрос.
Лейла скучала — это очевидно. Но что с этим делать, Аня не представляла. Понимала лишь, что дальше будет только хуже, ведь дочь никогда ничего не забывала, такая у нее была особенность. Помнила все вплоть до того, в каком углу двора оставила на прошлой неделе куклу, куда засовывала фантики от конфет, где прятала игрушки из шоколадных яиц-сюрпризов. Наверное, благодаря уникальной памяти очень рано научилась говорить, легко усваивала новые знания.
И если уж Лейле кто-то что-то пообещал, она не успокаивалась, пока не получала свое. Поэтому Аня старалась никогда не давать ей обещаний, которые не сможет сдержать.
Тем не менее в эту минуту смалодушничала:
— Мы сейчас не можем к нему пойти. Может, позже…
И тут же пожалела об этом, потому что сделала только хуже.
— Я хосю сейсяс к папе! — Лейла топнула обутой в белую чешку ножкой.
— Сейчас никак нельзя, — горько вздохнула Аня.
— Он зе скусяет! — Дочь не успокаивалась.
Скучает? Ну да, как же. Обалдеть как скучает! Так скучает, что аж выгнал их обеих на улицу.
Аня могла понять, почему Тигран так жесток с ней. С трудом, но могла.
Но Лейла…
Аня очень любила свою дочь. Обожала каждую ее черточку, каждый волосок и ноготок. Даже теперь, зная, что она от того гадкого мужчины, все равно не видела в ребенке ничего отрицательного. Ведь малышка-то осталась та же! Те же пушистые белые реснички, голубые глаза, аккуратные губки и упрямый подбородок. Пухлые щечки, ручки, ножки… Все в ней казалось матери прекрасным, и она не понимала, как можно отвернуться от такого замечательного ребенка.
Разве можно за одну минуту прекратить любить девочку?