(Не) моя ДНК
Шрифт:
Больше того, родительница пригласила Аню, Сашу и Лейлу к себе в гости.
Через час все четверо сидели за обеденным столом.
Аня оглядывалась по сторонам и не верила, что она снова в знакомой с детства столовой. Все тут как раньше — и круглый стол, накрытый белой скатертью, и полки со всякими статуэтками. Везде, как и прежде, ни соринки, даже диван тот же, с давно выцветшей желтой обивкой.
Впрочем, потеря цвета никак не влияла на удобство мягкого старенького друга. На нем-то Аня с Лейлой и разместились. Слева Саша, а справа
Гости с удовольствием поглощали фирменные мамины пирожки с черникой. Самое нелюбимое блюдо Тиграна, ведь у него на чернику аллергия. Впрочем, как и на саму маму, точнее тещу.
— Ешь, ешь, заечка! — сюсюкала хозяйка дома с трехлетней внучкой, протягивая ей самый красивый и румяный пирожок.
Аня с любопытством наблюдала за тем, как мама обихаживала Лейлу. То и дело ей что-то предлагала, смотрела с любовью, стремилась коснуться.
— Я не заеська, я кисонька! — заявила Лейла.
Но пирожок взяла и начала его с аппетитом есть.
— Да, она кисонька, — хихикнула Аня. — У нее любимая игрушка — кошка. Вот даже шапку с кошечкой пришлось выбрать, иначе отказывалась носить.
Сказала и прикусила язык. Приготовилась к маминым нравоучениям из разряда: «баловать детей — только портить». Любимая пословица, которую Аня слышала все детство. Однако ничего подобного родительница не сказала. Лишь придвинула варенье ближе к внучке.
— До чего же красивый ребенок, а? — восхищалась бабушка. — Она же как ты — блондиночка. И умная какая! Я по глазам ум вижу, можешь мне поверить, столько детей на своем веку перевидала, не счесть.
— Да, она умненькая, — улыбнулась Аня, довольная, что дочка с бабушкой друг другу понравились.
И тут вдруг мама выдала, кивая в сторону Лейлы:
— Неужели это добро твоему мужу не нужно? Да какая разница, какая у девочки ДНК? Чудо, а не ребенок. А муж твой дурак… Впрочем, я всегда говорила — дурак!
Аня поморщилась от ее слов. Уже успела поведать маме краткую версию случившегося, на что родительница лишь философски отметила: «Всякое в жизни бывает, это не повод выгонять жену из дома».
Мама тем временем продолжала свою глубокую мысль:
— В старости очнется твой Тигран, вспомнит про Лейлу, а некому будет даже стакан воды подать.
— Мам, не надо при дочке, — покачала головой Аня, делая страшные глаза.
Боялась, что родительница наплюет на ее запрет, как та обычно и делала.
Но видимо, четыре года без общения не прошли даром. Мама тут же смолкла, улыбнулась совершенно незнакомой Ане улыбкой — немного испуганной, что ли. Даже виноватой! Будто и вправду боялась сделать или сказать что-то не то.
Такая ее реакция была для Ани очень удивительной, и в то же время приятной. В кои-то веки мама думала о ней, брала в расчет ее мнение, чувства.
Оказывается, это очень приятно, когда тебя слушают, слышат.
Душу грели слова, сказанные матерью еще там, в учительской: «Анечка, милая моя доченька, как я счастлива тебя видеть!
В тот момент Аня даже не поверила матери, подумала, что она шутит. Но та тут же начала всхлипывать, рассказывать: «В тот день я не думала, что ты правда уйдешь. Ожидала, что ты побежишь следом, но ты не побежала. Я слишком поздно поняла, что ты не вернешься, и стало мне очень горько, доченька. Я очень пожалела о своем порыве. Глупый он был, этот порыв! Потом я пыталась тебе звонить… Но ты сменила номер. А приехать к вам непрошеным гостем мне казалось неуместным».
Обе успели и поплакать, и посмеяться, прямо там, в учительской. Совсем позабыли про несчастного историка, который стал невольным свидетелем бурлящих эмоций. А когда вспомнили, мама на него шикнула и намекнула, что свидетели долго не живут. Сбежал со скоростью звука, а по дороге клялся, что об увиденном — ни-ни.
Потом Аня рассказала маме про внучку, и та завизжала от счастья.
Теперь, когда все вместе сидели у мамы дома за обеденным столом, уже даже не верилось, что не общались целых четыре года.
— Прописку сделаем, не вопрос, — шустро сменила тему родительница. — Приезжай, как будет возможность, сразу все решим. Я с паспортисткой договорюсь, занимаюсь алгеброй с ее двоечником, имею знакомство.
— Спасибо, мам, — улыбнулась Аня.
— И вот еще… Доченька, может быть, ты вернешься домой, а? Я ведь совсем одна, мне будет в радость. Двадцать два года — не возраст. Ты совсем молодая, ничего еще не потеряно. Успеешь получить высшее образование. Отправим тебя на заочное, отучишься и пойдешь в нашу школу учителем английского. Помнишь, как здорово на нем разговаривала еще в школьные годы? Как тебе идея, а?
Тут-то Аню и передернуло. Снова жить с мамой под одной крышей… Это сегодня она добрая и учтивая. А что случится через неделю или через три? Через год? Нет, к такому раскладу она не готова, у нее своя жизнь.
— Мам, прости, но нет, — твердо ответила Аня. — У меня свои цели.
Ожидала споров, уговоров или даже упреков. Но мать лишь кивнула:
— Я не настаиваю, просто ставлю в известность, что эта дверь будет для тебя всегда открыта.
— Спасибо, — улыбнулась Аня.
— И еще, доченька. У меня есть кое-какие сбережения… Я откладывала тебе на обучение, но не случилось. Так и лежат. Отдам их тебе, чтобы легче было встать на ноги.
Мама озвучила довольно внушительную сумму.
У Ани от таких известий аж воздух в легких застрял. Не ожидала.
Все четверо долго сидели за столом, разговаривали. Но пришло время, когда Саша с Аней вспомнили про автобус, а Софья Прохоровна — про родительское собрание.
— Это что ж вы? Вот так уедете, и все? — всплеснула она руками, и тут же запричитала: — А когда же я Лейлочку увижу?
— Приезжай к нам! — пригласила Аня. — Вот на эти выходные бери и приезжай, мы будем ждать. Погуляем вместе по Краснодару.