Не может быть. Парадоксы в рекламе, бизнесе и жизни
Шрифт:
Но никакого дискомфорта в восприятии мужчины у нас не возникает. Наоборот. Мы невольно становимся соавторами этой картины, сами дорисовываем ее в своём воображении и получаем от этого процесса немалое удовольствие.
Еще один простой пример. Если вы смотрите на шар, то вы и видите его как шар, то есть абсолютно круглым. Но ведь его ретинальное изображение практически всегда эллипс. Коррекция происходит уже в нашем сознании. Мозг посылает нужный сигнал, и вместо того, чтобы видеть шар в странной, вытянутой форме, мы видим его круглым.
В психологии зрительного восприятия такое исправление называется механизмом константности или постоянства формы.
Что
Наш мозг при зрительном восприятии окружающего мира реагирует следующим образом. Если человек видит предмет или объект, который ему хорошо знаком, например, еще и через тактильные ощущения или предыдущий жизненный опыт, то мозг корректирует изображение в сторону его истинной формы от того образа, который получается на сетчатке глаза.
Теперь представьте, что художник изображает, например, табурет в параллельной перспективе или аксонометрии, когда в изображении сохраняется свойство параллельности: параллельные стороны сиденья табурета передаются параллельными линиями и на рисунке (рис. 153).
Действие механизма константности приведет к тому, что сиденье табурета, форма которого хорошо известна художнику, как бы приподнимется и будет видеться художником приближенным к своей реальной квадратной форме, как показано ниже (рис. 154).
Но как изобразить ножки табурета? Механизм константности распространяется только на материальные объекты, форма которых заранее известна зрителю. Мысленный квадрат, образуемый точками касания ножек с полом, представляет для нашего мозга геометрическую абстракцию. Механизм константности формы на умозрительные объекты не действует.
Тогда точки касания пола ножками табурета не сдвинутся и останутся в прежнем положении (см. рис. 154). Что мы получили? Правильно, обратную перспективу. Передние ножки короче задних.
Хорошо. Это были важные и не такие уж простые рассуждения. Будем считать, что мы с ними разобрались.
Мы невольно становимся соавторами картины, сами дорисовываем ее в своём воображении и получаем от этого процесса немалое удовольствие.
Следующий момент. Когда мы говорим о живописи и об иконописи как частном ее случае, необходимо понимать, что изобразить трехмерный мир таким, каким мы его видим, на двумерной плоскости без искажений принципиально невозможно. В отличие от скульптуры, любая картина — это обязательно некое приближение, которое будет содержать в себе ошибки. В зависимости от того, что для художника будет главным в том, что он хочет отобразить, его картины получатся тоже разными.
Наш мозг при зрительном восприятии окружающего мира корректирует изображение в сторону его истинной формы от того образа, который получается на сетчатке глаза.
Это объясняет любимую фразу всех художников: «А я так вижу!». Это не снобизм, не высокомерие, не желание покрасоваться. Эта фраза имеет строгий математический смысл. То, что живописец считает главным, он передает безупречно. При условии, конечно, что его профессионализм и талант не подлежат сомнению. В остальном
Теперь подумайте. Если не существует идеальной передачи трехмерного мира на плоскости, то не может быть и единственно правильной системы перспективы, с которой мы начали разговор в этой главе.
Что сделал Раушенбах? Составил дифференциальные уравнения работы мозга при зрительном восприятии и решил задачу отображения пространства на листе бумаги, используя методы математического анализа. В итоге классическая (линейная) перспектива оказалась ничем не лучше и ничем не хуже других возможных перспектив, абсолютно равноценных с точки зрения математики.
В отличие от скульптуры, любая картина — это обязательно некое приближение, которое будет содержать в себе ошибки.
Почему именно линейная перспектива была открыта первой и получила такое широкое распространение и признание? С математической точки зрения, это наиболее простой вариант. Поэтому интуитивно мастера эпохи Возрождения пришли к ней раньше. И, надо признать, это стало выдающимся достижением, великим переворотом в изобразительном искусстве. Ведь до этого художники умели передавать лишь вид отдельных предметов. Неудивительно, что учение о перспективе, которое, по сути, дало метод передачи пространства, было воспринято с восторгом и почти четыре века оставалось эталоном «правильного» изображения?
Эти соображения применимы к живописи вообще, во всех ее проявлениях. Что касается иконописи, то здесь присутствуют еще и богословские моменты, которые необходимо учитывать.
Если не существует идеальной передачи трехмерного мира на плоскости, то не может быть и единственно правильной системы перспективы.
Предполагается, что читатель воспринимает Икону как нечто большее, чем просто иллюстрацию к Священному Писанию и Священному Преданию. Икона органически входит в литургическую жизнь Православной Церкви и является одним из способов постижения священной Истины.
В Средние века перед иконописцами встала задача, неведомая искусству эпохи Возрождения: передать высший смысл так, чтобы верующий не нуждался ни в каких дополнительных комментариях к изображенному на иконе. Этот смысл должен быть понятен сразу.
Поэтому вполне допускались деформации показанных на иконе объектов, если этого требовала передача высшего смысла. Именно так и случилось с иконой «Новозаветная Троица».
В Средние века перед иконописцами встала новая задача: передать высший смысл так, чтобы верующий не нуждался ни в каких дополнительных комментариях к изображенному на иконе.
По мнению Б. В. Раушенбаха, для изображения Саваофа и Христа «равносущными» потребовалось объединить их аксонометрические седалища в единый престол, и сильная обратная перспектива стала естественным следствием этого слияния. Обратите внимание, что передние и задние ребра седалищ не параллельны, в результате чего объединение седалищ передано кривыми линиями.
Это говорит о том, что речь идет не о простом изображении одного престола в обратной перспективе, а об условном объединении изображений двух седалищ, повернутых в пространстве в соответствии с позами Саваофа и Иисуса Христа. Этот прием может трактоваться и как символ нераздельности Троицы.