Не может быть!
Шрифт:
Тогда студент провожает свою даму и возвращается назад.
Он возвращается назад, подходит до компании и ударяет товарища водолаза по морде. Водолаз, конечно, удивляется такому нахальству и хлоп, в свою очередь, студента. Студент брык наземь. Водолаз к нему подбегает и хлоп его обратно по брюху и по разным важным местам.
Тут, конечно, контрольная комиссия оттеснила водолаза от студента. Поставили того на ноги. Натерли его слабую грудку снегом и отвели домой.
Тот ничего, отдышался и вечером вышел подышать свежей прохладой.
Он вышел подышать прохладой и на обратном пути встречает водолаза. И тогда он снова быстрым темпом ходит до водолаза и обратно бьет его в морду.
Только на этот раз не было контрольной комиссии, и водолаз, товарищ Филиппов, порядочно отутюжил нашего студента. Так что пришлось его на шинельке домой относить.
Только проходит, может, полторы недели. Студент совершенно поправляется, встает на ножки и идет на домовое собрание.
Он идет на домовое собрание и там обратно встречает водолаза.
Водолаз хочет его не увидеть, а тот подходит до него вплотную и снова ударяет его по зубам.
Тут снова происходит безобразная сцена. Студента кидают, вращают по полу и бьют по всем местам. И снова уносят на шинельке.
Только на этот раз дело оказалось серьезней. У студента, как говорится, стали отниматься ноги.
А дело было к весне. Запевали птички, и настурции цвели. И наш голубчик-студент после этой битвы ежедневно сидел у раскрытого окна – отдыхал. И водолаз завсегда отворачивался и проходил мимо. А когда к водолазу подходил народ, даже хотя бы с контрольной комиссии, он ужасно сильно вздрагивал и башку назад откидывал, будто его бить собирались.
Через недели две студент, поправившись, еще три раза бил водолаза и два раза получил сдачи, хотя не так чувствительно.
А в третий и в последний раз водолаз сдачи не дал. Он только потер побитую личность и говорит:
– Я, – говорит, – перед вами сдаюсь. Я, – говорит, – через вас, товарищ Костя Малашкин, совершенно извелся и форменно до ручки дошел. Сердечная просьба не бить меня больше.
Тут они полюбовались друг другом и разошлись.
Студент вскоре расстался со своей Шурочкой. А водолаз уехал на Черное море нырять за «Черным принцем».
На этом дело и кончилось.
Так что сила – силой, а против силы имеется еще одно явление.
1929
Приятная встреча
Презабавная история произошла со мной на транспорте этой осенью.
Я ехал в Москву. Из Ростова. Вот подходит почтово-пассажирский поезд в шесть сорок пять вечера.
Сажусь я в этот поезд.
Народу не так чтобы безобразно много. Даже, в крайнем случае, сесть можно.
Прошу потесниться. Сажусь.
И вот гляжу на своих попутчиков.
А дело, я говорю, к вечеру. Не то чтобы темно, но темновато. Вообще сумерки. И огня еще не дают. Провода экономят.
Так вот, гляжу на окружающих пассажиров и вижу – компания подобралась довольно славная. Такие все, вижу, симпатичные, не надутые люди.
Один такой без шапки, длинногривый субъект, но не поп. Такой вообще интеллигент в черной тужурке.
Рядом с ним – в русских сапогах и в форменной фуражке. Такой усатый. Только не инженер. Может быть, он сторож из зоологического сада или агроном. Только, видать, очень отзывчивой души человек. Он держит своими ручками перочинный ножик и этим ножиком нарезает антоновское яблоко на кусочки и кормит своего другого соседа – безрукого. Такой с ним рядом, вижу, безрукий гражданин едет. Такой молодой пролетарский парень. Без обеих рук. Наверное, инвалид труда. Очень жалко глядеть.
Но он с таким аппетитом кушает. И, поскольку у него нету рук, тот ему нарезает на дольки и подает в рот на кончике ножа.
Такая, вижу, гуманная картинка. Сюжет, достойный Рембрандта.
А напротив них сидит немолодой седоватый мужчина в черном картузе. И все он, этот мужчина, усмехается.
Может, до меня у них какой-нибудь забавный разговор был. Только видать, этот пассажир все еще не может остыть и все хохочет по временам: «хе-е» и «хе-е».
А очень меня заинтриговал не этот седоватый, а тот, который безрукий.
И гляжу я на него с гражданской скорбью, и очень меня подмывает спросить, как это он так опростоволосился и на чем конечности потерял. Но спросить неловко.
Думаю, привыкну к пассажирам, разговорюсь и после спрошу.
Стал посторонние вопросы задавать усатому субъекту как более отзывчивому, но тот отвечает хмуро и с неохотой.
Только вдруг в разговор со мной ввязывается первый интеллигентный мужчина, который с длинными волосами.
Чего-то он до меня обратился, и у нас с ним завязался разговор на разные легкие темы: куда едете, почем капуста и есть ли у вас жилищный кризис на сегодняшний день.
Он говорит:
– У нас жилищного кризиса не наблюдается. Тем более мы проживаем у себя в усадьбе, в поместье.
– И что же, – говорю, – вы там комнату имеете или собачью будку?
– Нет, – говорит, – зачем комнату. Берите выше. У меня девять комнат, не считая, безусловно, людских, сараев, уборных и так далее.
Я говорю:
– Может, врете? Что ж, – говорю, – вас не выселили в революцию, или это есть совхоз?
– Нет, – говорит, – это есть мое родовое поместье, особняк. Да вы, – говорит, – приезжайте ко мне. Я иногда вечера устраиваю. Кругом у меня фонтаны брызжут. Симфонические оркестры вальсы играют.
– Что же вы, – говорю, – я извиняюсь, арендатор будете или вы есть частное лицо?
– Да, – говорит, – я частное лицо. Я, между прочим, помещик.
– То есть, – говорю, – как вас, позвольте, понимать? Вы есть бывший помещик? То есть, – говорю, – пролетарская революция смела же вашу категорию. Я, – говорю, – извиняюсь, не могу чего-то разобраться в этом деле. У нас, – говорю, – социальная революция, социализм – какие у нас могут быть помещики.
– А вот, – говорит, – могут. Вот, – говорит, – я помещик. Я, – говорит, – сумел сохраниться через всю вашу революцию. И, – говорит, – я плевал на всех – живу как бог. И нет мне дела до ваших социальных революций.