Не на ту напали!
Шрифт:
Припорошенная снежной пылью мумия принадлежала мужчине. Он сидел по пояс в сугробе, привалившись спиной к стене, и пялился прямо перед собой остекленевшими глазами.
— Слушай, а как он сюда попал?
— Видимо, так же, как и мы вчера. Провалился. Представь: идет себе турист по склону, перевал уже близко. И вдруг раз — и проваливается в трещину. Ломает себе, допустим, позвоночник. И все. Лежит и ждет помощи. А вокруг нет ни одного человека…
Немного погодя мы набрались смелости и рассмотрели нашего соседа поближе.
Неизвестно, сколько лет
— Ужас какой, Танька! И он всю ночь сидел в двух шагах от нас!
— Да уж… Ладно, давай посмотрим, вдруг у него какая-то еда сохранилась или, может быть, оружие. Мы-то теперь и без еды, и без ружья.
— Ну уж нет. Это без меня!
И почему самая противная работа всегда достается мне?
Пустой по виду рюкзак, твердый, как железо, был натянут на ноги трупа. Я не смогла заставить себя залезть в него рукой. Ни спичек, ни еды у погибшего не было. Когда я разгребла вокруг него снег, под ним обнаружилась пустая консервная банка, лыжное крепление и нож. Уже что-то!
Видимо, как я и предполагала, смерть наступила не сразу. По какой-то причине он не мог выбраться из неглубокой трещины и долго сидел здесь, в двух метрах от поверхности. Так долго, что успел сжечь все, что было у него горючего, и съесть все, что мог прожевать, — все кожаные ремни на рюкзаке были срезаны.
При мысли о том, какими были его последние часы, а то и дни, меня пробрала дрожь. Страшный конец!
Однако благодаря несчастью этого человека у нас появился нож. И мы были живы и не собирались торчать тут вечно. Лавина, забросившая нас в трещину, похоронила под собой наших преследователей. Жизнь продолжалась.
Выбраться наверх оказалось совсем несложно. Я подсадила Катерину, а она подала мне сверху руку. Вот и все.
Солнечный свет ослепил меня. На поверхности стояло тихое позднее утро, и все вокруг сверкало и искрилось. Мы уже спустились метров на триста от ледовой ловушки, и тут меня ожидал сюрприз.
Заметила его Катька, сползавшая по склону чуть правее меня.
— Смотри-ка!
Я проследила за ее рукой и глазам своим не поверила. Из снежной целины торчал… Что бы вы думали? Мой кейс! Видимо, судьба навечно его ко мне приковала. Или меня к нему.
Очень скоро мы поняли, что спускаться можно намного быстрее. Сев на мою куртку и поднимая тучи мелкого, как сахарная пудра, снега, мы понеслись вниз, словно на санках. Приходилось даже притормаживать ногами. Конечно, мы рисковали опять куда-нибудь провалиться, но в это утро удача была на нашей стороне. Все обошлось. На границе ледника мы оказались уже через несколько минут.
Непосредственная угроза миновала, но впереди нас ожидало мало хорошего. Нам предстояло пройти двести, а то и все четыреста километров по глухой, нехоженой тайге. Встретить на своем пути людей было бы просто чудом, о котором
Вдобавок, как только мы немного отошли от последнего горного склона (спускаться, цепляясь за корни и кусты, оказалось намного приятнее, чем карабкаться вверх), нас облепили целые тучи какой-то мелкой летучей сволочи. Такие мушки, которые лезли в глаза и в нос и очень больно жалили. Я насчитала два их вида — поменьше и покрупнее. Самые мелкие были размером с булавочную головку и почти невидимы.
Странно — по ту сторону гор я этой напасти совсем не замечала. Здесь же приходилось идти, сунув руки в карманы и подняв воротник. Катьке очень пригодился головной платок, который ей выдали вместе с бушлатом и кирзачами, — замотавшись по самые глаза, она хотя бы немного спасалась от летучей мерзости. Эти мушки, кстати, сопровождали нас до самого конца путешествия, и со временем мы почти перестали их замечать.
А чуда все не было. Мы все шли, шли, шли. Пересекали распадки, спускались и поднимались по каким-то холмам. Однажды путь нам преградила горная река — бурный поток ледяной воды, стремительно несущийся между огромных валунов. Мы услышали ее километра за три, так она ревела.
Место для переправы нашлось далеко внизу по течению. На этом мы потеряли полдня и удлинили свой путь еще на несколько километров. Зато недалеко от упавшего дерева, по которому мы переправились, мы набрели на заросли дикой малины и еще какой-то ягоды. Возможно, это была волчья ягода, но нам было все равно.
Когда подошел к концу третий день нашего безумного путешествия, шум реки был еще отчетливо слышен. За спиной издевательски маячила и никак не хотела отдаляться горная цепь, с которой мы так весело скатились утром.
Наступал вечер. Перекусив остатками еды, мы, проклиная себя за забытые спички, стали выбирать место для ночлега.
На ночлег мы устраивались по уже привычной схеме: наломали лапника и расстелили его под елкой. К вечеру резко похолодало, небо затянули низкие серые тучи. Я боялась, что пойдет снег. К счастью, в «дипломате» обнаружились какие-то цветные журналы. Плотная гладкая бумага не очень хорошо мнется, но ничего лучшего у нас не было. Мы, дрожа, быстро разделись, обмотались вырванными из журналов листами с головы до ног и поверх бумаги вновь натянули одежду. Если этот способ ночевки на открытом воздухе подходит бомжам, почему он не устроит нас?
Это была наша третья ночевка в пути и последний день, о котором у меня сохранились более или менее связные воспоминания.
Все остальное теряется в тумане, и только отдельные сцены всплывают в памяти очень ярко и в мельчайших деталях.
Я помню, как на следующий день нас прошиб жуткий понос. Видимо, сказались съеденные накануне ягодки. Мы почти не продвинулись вперед, через каждые двести метров бросаясь в разные стороны и заседая по часу в кустарнике.
Мучительно хотелось есть. Хлеб и картошку, которые я наивно надеялась растянуть на все путешествие, мы умяли еще вчера. Пробовать неизвестные ягоды мы больше не рисковали.