Не надо, Азриэлла!
Шрифт:
— Да… — смутился Шапочкин. — Ну просилось что-то на эту стену… Цветовой акцент какой-то… Вот я и вспомнил, как в детстве все парты этим лозунгом изрисовал…
«Картина ещё не закончена, — подумала Анжелика. — Что же будет, когда он её допишет? А не исчезнет ли несчастный Пётр Борисович из реального мира насовсем?»
— И… часто вы такие картины пишете? Внутренний мир, тайны души и всё такое?
— Ой, да! — подтвердил тот. — Я уж давно такой стиль придумал. И родных, и друзей почти всех писал. Правда, показать нечего. Раздарил всё им же…
— И… как они?
— В
— Ну живы-здоровы?
— Конечно! — Художник искренне недоумевал. — А что с ними могло случиться?
«Странно вдвойне и даже втройне, — опять задумалась Анжелика. — Почему только с этой картиной такая история?»
— Скажите. а чем именно эта картина отличается от остальных? Может, вы какие-то новые техники применяли? Писали в медитативном трансе, например… Или использовали в картине тщательно замаскированную оккультную символику… или ещё что?
— Ага, заметили!
Художник столь явно и неподдельно обрадовался, что в душу Анжелики невольно закралось коварное чувство лёгкой паники. А вдруг он — тайный сатанист? Или маньяк? Или ещё что похуже?!
— Краска. Всё дело в этой краске. Смотрите, как сияют рефлексы и как тонко прописаны участки светотени! Видите?! Вот здесь!
— Вижу, — осторожно согласилась она, глядя на абсолютно ничем не примечательное пятнышко примерно в центре картины. — Так вы, значит, пишете какими-то особыми красками?
— Всего одной. Белила. Остальные цвета у меня самые обыкновенные. А вот эта!..
Анжелика пригляделась. В самом деле, среди разбросанных по столу разноцветных, но абсолютно однотипных по форме и фирменной марке тюбиков птицей об-ломинго в стае ворон блестел необычный и удивительно изящный тюбик. С загадочной надписью на тарабарском языке.
— Контрабанда, наверное! — объяснил Вячеслав. — Надпись до сих пор разобрать не могу. Я бы и не купил, да в наш магазин художественный, как назло, краски вовремя не завезли. А у меня как раз белила и кончились. Иду и гляжу — какой сюрприз, сидит дедушка старый прямо на асфальте и продает всякую всячину. Пенсии, наверное, не хватает, вот и сбывает потихоньку старьё. Я ещё этот тюбик долго в руках вертел. Брать боялся, а вдруг срок годности истёк или это вообще не масло, а темпера, например… Да цена-то копеечная. Вот и решился. И не прогадал ведь! Какая краска!!! Наверное, по составу чем-то от обычных отличается! Да ведь заграничная. Умеют там делать! Вот только жалко, что я так и не разобрал, что за фирма. А то бы заказал ещё обязательно.
— А скажите, — внезапно заинтересовалась Анжелика, — что ещё этот старик продавал, не заметили?
— Ну как же, у меня ж профессиональная память! Лампа там была. Старая, ржавая. Восточного типа. Клубок шерстяной. Непонятно, кто его мог бы купить, потом ещё цветочек какой-то алого цвета, искусственный, скорее всего, и… ну и ещё много всего…
— Поня-а-атно… — протянула профессиональный психолог.
— Что вам понятно? — удивился Шапочкин.
— Понятно, что мне теперь делать! — Анжелика попыталась жалобно и кокетливо захлопать ресницами и направила на художника один из самых страстных и любвеобильных взглядов, какой только могла изобразить. — Подарите мне эту
— Но… — Художник искренне опешил. — Как же так… она же ещё не закончена… и потом… это же будет серия… как же так… я не моту…
— Ну пожа-а-алуйста!!!
«А всё-таки есть… — думала девушка по пути домой. — Есть иногда польза от моего таланта!»
Картина на заднем сиденье сиротливо постукивала о пластик дверцы, а в кармане джинсов мирно лежал тот самый злополучный тюбик белил. После того как в знак благодарности коварная дружески поцеловала в щёку творца, тот впал в блаженное состояние ступора, и спереть со стола краску смог бы и пятилетний ребёнок.
«И не кори себя! Это не кража, а вынужденная мера по спасению одного очень милого и славного пенсионера. Что касается этой краски, она наверняка волшебная… Покажу Азазелло, разберётся».
Домой, домой… Время-то уже ощутимо и неотвратимо к вечеру, есть хочется, а потом — забраться с ногами в уютное кресло и, накрывшись пушистым пледом, не торопясь попивать горячий зелёный чай.
Только вот заехать по пути в пока ещё кажущийся чужим офис и проверить, как там дела у начинающего психолога Умберто. Спасти, откачать, утешить, если что…
Утешение, однако, не понадобилось. Уж оставим на совести трудолюбивого инкуба, что он там творил в отсутствие начальства, однако, по его словам, всё обстояло как нельзя более прекрасно. Из клиентов заходила только семья таджикских домовых из соседнего панельного дома с проблемой острой неуверенности в себе и панической боязни грузовых лифтов. Да появлялся одинокий чёрт, страдающий от физической невозможности спереть с ясного ночного неба полную луну. Как уж Умберто разбирался с этими глобальными вопросами — тайна, покрытая мраком. Но поскольку офис не разнесли и никто не скандалил у порога с воплями подать жалобную книгу, стоило признать, что день закончился вполне благополучно.
«Как же мне теперь увидеть Азазелло? — думала Анжелика в тиши и уюте родного дома. — Может, начертить пентаграмму? Зажечь чёрные свечи, которых, кстати, у меня нет, и прочесть заклинание вызова демона, которое я не знаю?»
— Ну зачем такие жертвы? — послышалось из-за спины. — Можно ведь всего лишь позвонить!
Позвонить?
Азазелло, как всегда, появилась из ниоткуда, элегантная и невозмутимая. Подслушивала, что ли?
— Ну конечно, я же оставляла тебе свою визитку со всеми координатами, что же ты…
И она продемонстрировала украшенный пентаграммами стильный кусочек картона, что сиротливо валялся на письменном столе. Анжелика готова была поклясться, что ещё пару минут назад никакой визитки в её квартире не было. Но спорить — себе дороже.
— А что я вижу! Ты занялась на досуге примитивной живописью? — Это начальница углядела картину, прислонённую к стене.
— Нет, это…
— Ого! — Загадочный тюбик с белой краской Анжелика из сумки вытащила, и он тут же привлек неослабевающее внимание Азазелло. — Знаешь, дорогуша, — сказала она, со знанием дела вчитываясь в вязь старинных букв на упаковке, — не советовала бы я тебе начинать карьеру художника таким образом. Кстати, откуда у тебя белила Париотти?