Не надо, дядя Андрей!
Шрифт:
Как бы мне Анжелка чего не откусила от испуга.
Гипнотизирую мелкую дрянь взглядом, пока она наконец не ощущает это и не переводит взгляд с моего члена мне на лицо.
Мне кажется, на нем достаточно ясно написано все, что я думаю. И в менее тяжелых ситуациях огромные мужики пугались моего взгляда. Он тяжелый. Я с детства на Витале тренировался.
Но эта…
Она просто опирается на косяк двери, складывает руки на груди и улыбается! Улыбается, сука!
И продолжает наблюдать за происходящим. Уже не происходящим, потому что я остановился, только Анжела этого еще не поняла. Тянется, облизывает, наконец выпускает член изо рта и удивленно на меня смотрит. Прослеживает за моим взглядом и замечает Лизу.
Взвизгивает, отпрыгивает от меня, как черт от ладана, врезается в подставку, роняет с нее металлический лоток и тот прыгает по кафелю с громким звоном. Пытается вскочить, но с опущенного кресла это не так-то просто, поэтому просто буксует на месте, перебирая руками и ногами на паук на роликах из какого-нибудь «Том и Джерри» или откуда у меня эта идиотская картинка в голове?
А мелкая дрянь начинает ржать.
Просто заливаться хохотом, сгибаясь пополам и хлопая себя по бедрам, задыхаясь от смеха, останавливаясь, чтобы набрать в легкие воздуха и снова согнуться, держась за живот.
Я стою как столб и член мой продолжает стоять как столб, будто бы ему похер, что вокруг происходит шоу Бенни Хилла.
Анжелка наконец падает на пол, подскакивает, пытаясь устоять на каблуках, ее волосы всклокочены, платье задралось и из-под него видны кружевные резинки чулок, морда в слезах и соплях, и Лиза уже просто сползает по стене, садясь на пол и продолжая только всхлипывать, глядя на это все.
У меня в голове нет ни одной мысли. В ней стоит звон, похожий на тот, что издавал лоток. И звон становится все сильнее. Я не ощущаю ни ярости, ни досады. Вообще ничего. Только противоестественное спокойствие. И звон.
Наверное, именно он мешает мне рявкнуть на этот цирк, выставить одну, отправив на второй этаж, умыть вторую, впихнуть успокоительное и усадить в машину.
Я просто стою и аккуратно заправляю член в рабочую форму, благо он немного сдулся. Обхожу кресло, поднимаю с пола лоток, ставлю обратно. Поднимаю кресло в рабочее состояние. Делаю все то, что должен был бы делать после того, как мы с Королевой отлично развлеклись бы и она уехала, а я…
БЛЯДЬ!
Я вспоминаю, что сам сказал Лизе быть готовой к вечеру!
Анжела наконец обретает равновесие, хватает свою сумку и вылетает из кабинета, прошипев мне в лицо:
— Мудак! Ты еще пожалеешь!
Я уже пожалел. Ох, как о многом я пожалел.
Но до этого мы еще дойдем.
Наклоняюсь, хватаю Лизу за локоть и вздергиваю ее вверх. Она ржет-заливается уже ненормально, истерически.
— Вернись в комнату и больше никогда не заходи в клинику.
— Ой! — она попыталась вырвать локоть, но мои пальцы сжались как клещи. — А если у меня зубик заболит, что же делать? Хотя нет, твои методы лечения мне что-то не нравится. Тебя в институте учили хуй совать пациентам вместо бормашины? Мужиков так же лечишь?
БАЦ!
Я влепил ей оплеуху, даже не успев задуматься о том, что делаю. Она отлетела к стене и застыла там, держась рукой за скулу и глядя на меня широко раскрытыми глазами, которые наливались слезами уже не от смеха.
— Да как ты… — она попыталась сказать что-то злое и ядовитое, но обида перехватила ее горло и вместо этого губы некрасиво искривились, она длинно всхлипнула и из глаз брызнули слезы, фонтанчиками, как у клоунов.
Я протянул руку, но она отшатнулась и бросилась прочь, стуча каблуками по лестнице. Дверь наверху хлопнула так, что содрогнулся весь дом.
ЛИЗА
Я проревела весь вечер, жалея себя и глядя в зеркало на то, как наливается след от оплеухи. Надо было приложить холодное, но выходить из комнаты не хотелось. К ночи у меня заплыли от слез глаза, опух нос и покраснело лицо, но никто все равно этого не увидит, так какая разница!
Я не понимала, за что мне такое? Я была плохой дочерью, но не настолько плохой!
Почему мир превратился в такой кошмар?
Между мной и жизнью всегда стояла мама и должна была стоять еще долго, но… вышло все иначе. А дяде Андрею я отомщу!
Глубокой ночью, когда он уже точно должен был спать, я потихоньку приоткрыла дверь своей комнаты и на цыпочках прокралась на кухню. Так.
Что у нас тут?
В холодильнике стояли контейнеры с недоеденной вчера моей едой. Новую привезут утром и для Андрея тоже. Так что остались только его спортивные напитки. Я набрала тех, что со вкусом шоколада и унесла к себе, спрятала под кровать.
Разрезала все фрукты на части и раскидала по столу. Но это все были детские игрища, он даже убирать не будет и закажет новые напитки. Что же сделать такого?
Я вспомнила про винный шкафчик и залезла в него. Ничего не понимаю в дорогом алкоголе, но решила ориентироваться на год, написанный на бутылке. Выгребла оттуда вино и виски, где было не меньше двадцати лет выдержки и тоже спрятала у себя в спальне. Заодно будет чем напиться.
Одну бутылку вина, моего года рождения, я даже открыла и глотнула прямо из горла. Интересно же, что в нем находят!
Но оно на вкус было такой же кислятиной, что и все это сухое красное, что я раньше пробовала. Такой облом. Хотелось-то божественного нектара. Но выливать было обидно, поэтому я пошла прямо с бутылкой по комнатам.
Как я могу ему еще отомстить?
Всякую ерунду типа измазать ручки дверей отмела сразу.
Детский сад. А что не детский?
Я подошла к окну, открывающему вид на задний двор. Подсвеченный голубым бассейн сиял в ночи как огромный драгоценный камень и манил к себе.
В бассейн, что ли, ему нассать?
Подогретой алкоголем, мне эта идея показалась просто блестящей.
Как была, в тех шмотках, в которых собиралась по магазинам и потом рыдала на полу, я спустилась вниз. Интересно, зачем оставлять на ночь подсветку? Электричество же жрет.