Не нарушая тишины
Шрифт:
– Ты распутная женщина, – сказала она мне. – Честно говоря, мне противно слушать тебя. Все, что ты рассказываешь, так грязно… Пошло…
Я была искренне поражена услышанным.
– Что ты такое говоришь?.. – воскликнула я. – Я звоню тебе, чтобы…
– Больше не звони, – прервала меня Ирина. – Конечно, если случится беда…
И я больше не искала связи с Ириной до самого дня пожара. Определение, данное мне сестрой, я долгое время считала плевком в мою измученную душу. За что? Я говорила Ирине об отношениях с Климовым, о своих скитаниях, о той трагедии, которая разворачивалась в моей жизни, а Ирина, унаследовавшая от матери крупицу фанатичной набожности, оттолкнула меня, отреклась от меня тогда, когда я была совсем одна и нуждалась в поддержке.
Поступок Ирины накрыл шторм последовавших затем событий, и во мне зародилась крепкая обида по отношению к сестре, а сказанные ею слова жгли сердце.
Теперь я держу ответ. Я стою на границе, на самом краю пропасти, и страшусь скорой встречи с Тем, Кто ждет меня там, в самом сердце этой необъятной тьмы.
7
Первый год отношений с Климовым был для меня фееричен, увлекателен и мирен. Споров между нами почти не было, а были между нами мир и взаимопонимание. О том рассказывала я сестре. Ирина всегда встречала меня радушно и всегда со всем вниманием слушала мои рассказы, изредка только вставляя слово в мой монолог. Ее жизнь тоже была мирна и проникнута любовью, так что она выказывала мне понимание и участие в моем счастье.
Затем наступили шесть долгих лет, в продолжение которых я называла себя женой, а Климова считала своим мужем. До меня Климов уже был женат, детей у него не было. Жениться во второй раз он не торопился, а я на том не настаивала.
Я знала о неверности Климова. Впервые я ощутила эту ни с чем не сравнимую холодность его по отношению ко мне на втором году нашей совместной жизни. Холодность эта током пронзила мое тело, но я знала, что удержать его я не смогу.
Женщину можно взять силой. Женщину можно покорить. Женщину можно заставить полюбить. Мужчину же заставить любить себя невозможно – можно только соблазнить. Ненадолго. Он либо любит, любую, либо нет. Женщина любит за отношение к себе, а мужчина просто любит, необъяснимо и ни за что.
И я соблазнила его – Климов был со мной, был пылок ко мне, ночи наши были полны срасти и самозабвения. Он брал меня пылко, с азартом охотника.
Так было, пока я ему не открылась и пока он не узнал обо мне все то, что ему было во мне интересно.
Еще какое-то время я старалась поддержать в нем эту искру интереса, предлагая ему себя так, как затравленная и когда-то искусная шлюха предлагает себя случайному путнику. Но фитиль догорал – пламя страсти угасало, и я становилась бессильна. Наша близость случалась все реже и была скорее необходимостью, чем волей.
Шесть долгих лет последовали за этим первым фееричным годом, два выкидыша и те действия, за которые моя сестра нарекла меня распутной. Когда прервалась моя вторая беременность и врач приговорил меня к хроническому невынашиванию, мне было двадцать три года. В том возрасте я еще не думала о детях как о единственно возможной реализации женского начала и не считала большой трагедией невозможность иметь ребенка, однако произошедшее накрыло меня, словно ледяная волна, – жгучий холод пронзил душу и поселился в сердце, поддерживаемый изменами Климова.
И я стала искать возможность заглушить ощущение этого холода, усмирить жгучую боль, которую причиняли мне его оковы. И за выбранный мною путь Ирина отреклась от меня.
Каждому из нас кажется, что смерть не коснется нас. Кто-то где-то умирает, но не мы. Умирают избранные, те, кому не повезло. А что мы?
Мы другие. Мы вечны. У нас свои законы, и кажется, что час расплаты – это тот бумеранг, который ударяет в лоб, когда сделал что-то не так. Верим, как дети, что ответ будем держать здесь, по эту сторону стены, или вовсе сбежим от ответа.
Побег – вся жизнь: то вперед без оглядки, то не глядя под ноги, вперив взгляд свой назад.
Известны вечные догматы, известен смысл, а все равно обращаешься к бессмыслице, отчаянно ища в ней истину. Раз за разом сочиняешь дешевую прозу и ожидаешь получить в итоге изысканную сказку. И удивляешься, почему не вышло, – у кого-то ведь получается сделать из фекалий сладкий пирог…
И, продолжая следовать этой предложенной нам бессмыслице, я ступила на первую ступень лестницы, которая привела меня на ту железнодорожную платформу, где оборвалась моя жизнь.
8
На момент возгорания в доме уже были почти завершены ремонтные работы – пожар уничтожил все. Деньги, вложенные мной в реконструкцию дома, к слову, волновали меня меньше, чем сгоревшая в пожаре цель – поднять из руин то, что было брошено и оставлено гнить под дождями и палящим солнцем. Поднять отца из могилы возможным не представлялось, хотя я страстно этого желала, но отстроить дом я могла. Мы бросили отца, доживавшего последние дни в одиночестве, оставили дом, так и не придя к разумному заключению в отношении него, а теперь все сгорело – прошлое, настоящее, а будущее было наполнено дымом и смрадом пожара, и было не разглядеть даже его очертаний – перед глазами стояли одни руины и пепел, разносимый слабым ветром.
После разговора со следователем я пошла к тому, с кем провела ночь, в которую случился пожар. Я была уверена в том, что, не останься я в тот вечер у него, я сгорела бы вместе с домом, и полицейские нашли бы не только останки убитых животных, но и мои. Я шла к нему и не думала о том, что он спас меня; я шла к нему и убеждала себя в том, что минувшая ночь – это знак, указавший мне путь туда, где есть мое место, где всякие поиски мои кончатся, а моя мечущаяся, пропащая душа обретет покой. Я даже как будто забыла и о пожаре, и о потерях, которые я понесла, а имела целью только одно – дойти до него, увидеть его, говорить с ним.
Жажда любви – самая удивительная потребность, которой наделен человек. Какой бы порочной ни была его душа, каким бы помутненным ни был его разум, он хочет быть любимым, хотя сам не слишком умеет любить. Кто может про себя сказать, что живет в полную силу? Что любит всем своим сердцем, а тот, кого он любит, не сможет упрекнуть его в недостатке получаемой от него любви? Такие люди если и есть, то встречаются редко, крайне, крайне редко. Таким человеком был он.
Женат. Имеет сына. Офицер. Мы встретились в местном гипермаркете. Я узнала его не сразу – я помнила его худощавым мальчишкой, который толком не мог постоять за себя, а теперь встретилась с мужчиной, крепким, широколицым, который больше не мешкал, прежде чем заговорить со мной. Володя Мещерский, мой фантом, мой сон, посещавший меня на закате самых горьких лет моей жизни, предстал наяву.