Не от мира сего 2
Шрифт:
Алеша сидел под ближайшим кустом и ел мясо, желудок его радовался и готов был намекнуть, что эта пища для него — то, что надо, а не какая-то клюква. Намек должен был состояться здесь же под кустом спустя некоторое время, ибо Попович не собирался на ночь глядя ломиться неизвестно куда и неизвестно зачем. Он разжился боевым топором, что само по себе удивительно на безлюдной и, в общем-то, спокойной дороге, но зато потерял единственный комплект одежды, то есть, ризы, оброненной в пылу борьбы. Да, вдобавок, хотелось задать пару вопросов людям, здоровающихся с ним словом "явился". Каким образом они ждали его, если он совершенно
Напавшие на него парни тоже никуда от своего кострища не делись. Один, вероятно, обожженный, громко стонал и еще громче ругался. Другой, скорее всего, мертвый, молчал. Третий, тот, что имел обыкновение бросаться топорами, что-то говорил, но из-за расстояния — непонятно, что.
Ситуация сложилась так, что судьбы трех прислужников князя Владимира тесно переплелись с одной — Алешиной. Ни в чем, в общем-то, неповинные стражники, чье предназначение возле сановной особы было вполне определено словами "бей", "круши", "приказ", оказались едва ли не самыми главными виновными в побеге воспитываемого попами руса. Бывший потомственный слэйвин, ныне — князь, ругался, брызгал слюной и топал ногами: "Поймать! Привести! Предварительно набить!"
Вот и поскакали все трое, даже тот, что хромал не по-детски, куда глаза глядят. Где этого зверя-руса теперь ловить? Но недаром, видать, пословица есть про ловца и того, кто на него бежит. Прибежал, зверюга, едва не затоптал. Овцу жареную украл, а хромой не вынес — помер.
Двое громил сокрушались, что утром снова придется в погоню отряжаться, они даже в мыслях не допускали, что беглый рус никуда не удрал, а завалился после сытого ужина спать в ближайших кустах.
Утром голодные стражники встретились с объектом их поиска. Встречу удалось пережить только одному, но к князю Владимиру он не побежал, потому что этим человеком оказался Алеша.
Слегка подраненный в плечо, Попович вырыл у кустов яму, сволок в нее три тела, не догадавшись, почему-то их разуть и раздеть, и закопал, соорудив над ними целый курган. Пока трудился, не обращал внимания, но когда выпрямился во весь рост, смахивая пот, осознал, что одежка-то его — того, прохудилась. Не штаны, а сплошные дыры, не рубаха — а полная прореха. Пришлось облачиться в ризу великана, так и валявшуюся на земле.
С дороги послышался скрип будто бы давно несмазанных колес. И вслед за этим скрипом появился молодой парень невысокого роста, широкоплечий, толкающий перед собой тележку. За ним — другой, точно такой же, только без тележки.
— Ого, — сказал первый.
— Вот тебе и "ого"! — добавил второй. — Здорово, священнослужитель!
Алеша для порядка огляделся по сторонам, но кроме осиротевших лошадей никого не заметил. Сообразив, что последние никак по определению священнослужителями быть не могут, откликнулся:
— Здорово, коль не шутите.
— Не помешаем? — толкавший тележку облокотился о ручку.
— А драться не будете?
— Да мы по другому ремеслу, — ухмыльнулся второй.
Это были два брата Петровы, Матвей и Лука, чудины по происхождению, артисты по призванию, скоморохи по образу жизни (см также "Не от мира сего 1", примечание автора). Они никуда не торопились и держали свой путь к озеру Белому, берега которого, если смотреть с высоты птичьего полета, складывались в очень ровный круг. С птицами никто из людей не летал, но о форме озера знали все, уж каким откровением — неизвестно.
Ну, а тем более Алеше и подавно торопиться было некуда. Они снова разожгли костер, заварили настоя из морошки, да отобедали, что предложили братцы. В седельных сумках покойных стражников никакой еды не обнаружилось, не успели те в свое время собраться в погоню. Из оружия — тоже ничего, только топор, да ножи. Может быть, где в одеждах и были спрятаны деньги, так поздно теперь искать: не выкапывать же их, в самом-то деле.
Петровы, конечно, заметили трех коней, да и, мягко говоря, потрепанный вид Алеши тоже бросался в глаза, но приставать с расспросами они не торопились.
— Уж не к меря ли вы идете? — спросил Алеша, удивляясь сам себе. Внезапно он откуда-то вспомнил, что этот народ известен по всему миру своими конями. Они растили и занимались продажей самых лучших ездовых и обычных тягловых лошадей.
— Да, знаешь ли, утомительно это — телегу на себе толкать, — усмехнулся Матвей.
— Может быть, удастся разжиться какой-нибудь животинкой, — добавил Лука.
Алеша пожал плечами. Там, где берет начало великая река (Valkea в переводе — белая, примечание автора) у одноименного озера случается всякое, но все же трудно рассчитывать на халяву. Кони стоят дорого, судя по образу жизни братьев, им самим едва хватает на пропитанье.
— Мы на ярмарках отработаем, глядишь — что-нибудь и получится, — не особенно уверенно сказал Лука, заметив, как на них посмотрел Алеша.
— Так что вам идти так далеко? — неожиданно сказал он. — Вон — кони, берите. Мне с ними все равно не управиться. А оставлять одних — нельзя, не по-людски как-то.
Лука посмотрел на Матвея, Матвей — на Луку, оба оглянулись на лошадей. Те, будто поняв, что разговор идет о них, подняли головы и потрясли гривами.
— А тебе тогда что? — осторожно поинтересовался Матвей.
Алеша пожал плечами: он и сам не знал, что ему надо.
— И топор забирайте, — Попович представил себя в монашеской ризе с боевым оружием на плече. — У меня теперь нож имеется, не пропаду.
Они расстались без всяких слов уважения, верности и прочего. Алеша ушел с небольшой котомкой, куда братья сложили всю имеющуюся у них еду. Сами впрягли, как сумели, в тележку удивленного этим событием коня, вскочили в седла других и поехали по прежнему маршруту. Лошадей предстояло сбыть, но обзавестись новым гужевым транспортом, способным приютить в случае ночевки и непогоды обоих артистов. Да еще и приученной к новой телеге тягловой силой надо было как-то разжиться. Скаковые жеребцы для таких целей не годились напрочь. Если присовокупить к этому неизбежную байку о том, каким образом они до всего этого докатились, то делалось очевидным Алешина неспособность со всем этим управиться в одиночку. Все по справедливости, все по уму.
6. Свирские кущи.
Родя впервые в своей жизни встретился с человеком, который, будучи абсолютно незнакомым, как-то располагал к себе. Это не выражалось в том, чтобы отдать ему все свои последние деньги, рассказать страшную военную тайну, или совершить иной какой поступок, о котором потом можно будет горько пожалеть. Алеша не нуждался ни в первом, ни во втором, ни в десятом. Во всяком случае, свою нужду умел хорошо скрывать.