Не отдавай меня ему
Шрифт:
Блядь, блядь, блядь!!
Я трижды саданул ладонями по рулю и громко выругался. Образ испуганной, растрепанной Маши никак не желал выветриваться из головы. Запах ее шампуня до сих пор витал в салоне.
Психанул и открыл окно. И тут же закрыл. Твою ж мать.
Сам не заметил, как выехал на окраину города к частным домам. Разбитые, трухлявые, древние постройки смотрели на меня пустыми глазницами окон. В некоторых еще жили люди, но большинство пустовало. Фонари в этом районе тоже не горели. Дорога замерзла, и я
Остановил машину, выключил фары и смотрел в темноту на покосившийся от старости деревянный забор. В одном окне горел свет, значит, она дома.
Достал сигарету, прикурил, сделал глубокую затяжку, надеясь, что вместе с дымом рассеется и образ, который последние пару дней не давал мне покоя.
Открыл дверь и вышел, вдыхая холодный ночной воздух. Выдохнул и медленно пошел. С противным скрипом открылась калитка, а навстречу мне медленно вышел белый пес. Прибился пару лет назад от безысходности.
Я потрепал Джека по загривку и прошел дальше. Выкинул докуренную сигарету в кусты. Дверь в дом на ключ не заперли… Воровать, конечно, нечего, но могла бы быть и поосторожнее…
— Мам, — позвал я.
Послышалась странная возня и перешептывания. Я ускорил шаг и быстро свернул в кухню. Мать снова была не одна. Она своим телом пыталась закрыть придурка, пока на мои глаза снова упала красная пелена.
— Отойди, — приказал ей.
— Марат, сынок, не надо, — ее глаза расширились от испуга, а чмо, сидящее на табуретке, испуганно сглотнуло.
— Я сказал, чтобы его тут не было? Предупреждал?! — кулак сам влетел в косяк двери, но боли я не чувствовал.
— Марат, — взмолилась мама, — прошу, не надо!
Я понимал, что еще немного — и сорвет. Опять.
— Денег от меня больше ни копейки не получишь, — процедил я сквозь зубы, — поняла? А ты…
Я перевел взгляд на мудака, которого должен был назвать отчимом. Того, кто испортил и сломал нашу жизнь.
— А ты снова сядешь! — предупредил я и резко развернулся.
По дороге снес старую деревянную полку со стены. На пол посыпались пустые стеклянные банки, а я снова ускорил шаг. Быстро вернулся в машину, завел мотор и рванул с места подальше от этого дома.
По дороге остановился у цветочного магазина, купил букет и снова поехал за город. Ворота были распахнуты, и я спокойно заехал. Темноты я давно не боялся, а это было единственное место, где я мог успокоиться.
Остановился у могилы, вырубил фары и вышел на улицу:
— Привет, бать! Как ты тут?
Положил букет у креста и сел на скамейку. Снова достал сигарету из пачки, прикурил и смотрел на портрет отца. Молодой и красивый. Все говорили, что мы очень похожи. Наверное, так и было.
В голове сами собой всплывали воспоминания. С уходом Маши из моей жизни тогда все пошло прахом. Последний звонок, выпуск одиннадцатого класса. Я стоял в сторонке и смотрел на нее. Красивая, нежная, счастливая. Ее волосы были завиты крупными кудрями и собраны в два хвоста. Скромное платье до колен, белый школьный фартук и два белых банта на голове. Она переминалась с ноги на ногу и не могла скрыть улыбки. А я смотрел на нее и понимал, что, возможно, вижу в последний раз.
Линейка закончилась, выпускники разбрелись, а я пошел домой. Именно этот день разделил всю жизнь, разрубил ее ржавым топором на «хорошо» и «плохо».
Дома ругались мама с папой. Мои родители, которые жили душа в душу. Я никогда не слышал, чтобы кто-то из них повышал голос, а тут кричали оба. Отец называл мать шлюхой, она твердила, что влюбилась.
Они выясняли отношения до глубокой ночи, приказав мне сидеть в своей комнате. Батя просил маму одуматься, не уходить, но в час ночи она вошла в мою комнату и велела собираться.
Вызвала такси и со мной и двумя чемоданами села в машину, которая привезла нас к Васе. По дороге говорила, что моя жизнь не изменится, что я по-прежнему любимый сын. Врала. Именно с того дня она начала врать.
Васю я возненавидел с первой же секунды. Скользкий, мерзкий; подхалим и балабол. Меня на лето отправили к бабушке в деревню, чтобы не мешал становлению новой любви. С того года я на каждые каникулы туда уезжал, пока бабушка была жива.
И часто возвращался в другие квартиры. Вася с матерью переезжали по несколько раз в год, и жилье наше становилось все хуже и хуже. Тогда я думал, что раз он не звонит и не берет меня к себе, то я ему больше не нужен.
А через год батя умер. Инсульт. Я тогда ничего не понимал, кроме того, что через некоторое время после его смерти у нас появились деньги. Ненадолго.
Тогда у меня начались проблемы с гневом. Особенно в моменты, когда Вася пытался строить из себя моего отца. Метод воспитания у него был только один — ремень.
Мать теряла себя, а я ничем не мог ей помочь. Не знал как. Пока мы не переехали на самую окраину. Там меня отдали в местную школу. В первый же день я познакомился с Гафаровым. Он с друзьями пытался отобрать у меня карманные деньги, которых и в помине не было.
Тогда я сломал ему руку, а Киру — нос. В тот же день меня приняли в компанию. Я не обольщался, друзей там не было, но выжить так было проще.
Мысли снова переключились. Маша, клуб, Гафаров. Против меня он вряд ли пойдет напрямую. Знает, что не вывезет. А вот она… Твою ж мать, принцесска чертова!
Достал мобильный и открыл галерею. Нашел ее фото, которое мне скинул Тимур. И успокоился. Смотрел ей в глаза, и злость медленно отходила на второй план.
Несколько минут крутил мобильный в ладони, а потом не удержался и написал: «Спокойной ночи, принцесса!»
Ответа я не ждал, но спустя пару минут телефон завибрировал.