Не отпущу!..
Шрифт:
Он вздохнул.
— Даже если бы Пери не сказал ни слова, я точно знаю, что их подарил тебе Генри.
— Так вот, ошибаешься, он не дарил мне их.
— И даже на прощанье?
Она вскочила на ноги.
— И даже на прощанье! И я их не брала! — Он все еще считает ее воровкой.
— Послушай, — ровным голосом сказал он, — мне безразлично, даже если ты их взяла. Они прекрасны. Я не упрекнул бы тебя, если б ты поддалась искушению…
— Ах, как ты добр!
— Я всего лишь хочу, чтобы ты призналась…
— Не
Взглянув ему в лицо, Элизабет поняла, что напрасно теряет время. Она присела на корточки и, положив руку ему на колено, подняла на него глаза:
— Ну пожалуйста, Куинн, поверь мне.
— Я хотел бы тебе верить. — Он помолчал. — Но не могу.
Голова у нее бессильно опустилась, руки повисли.
Он сказал почти грубо:
— Нечего изображать из себя… — И осекся. Потом взял ее за плечи и поднял. — Пошли, у тебя совершенно измученный вид. Тебе пора в постель. Мне кажется, ты еще не оправилась от вчерашнего стресса. — Обхватив ее за талию, он повел ее к лестнице. — Пока ты не успела расположиться, я возьму себе подушку и одеяло.
— Подушку и одеяло? — Она взглянула на него. — Это еще зачем?
— Я подумал, ты захочешь, чтобы я спал на диване.
Единственное, чего она от него хотела, — это чтобы он ей верил. Но если пока этого не добиться, что ж, она потерпит. Она выбрала свой путь и не отступит и не позволит самолюбию встать между ней и Куинном.
— Нет, — ровно произнесла она, — я не хочу, чтобы ты спал на диване.
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
Элизабет шевельнулась и открыла глаза. Еще только светало, но уже щебетал воробей с неуемной радостью, вслед за ним и скворец затянул утреннюю осанну.
Она лежала на спине. Рука Куинна покоилась чуть ниже груди. Его загар четко выделялся на фоне ее сливочной кожи.
Решение не поддаваться уязвленному самолюбию было вознаграждено. В ее сонной голове всплыло воспоминание об их ночи любви.
Осторожно повернув голову, Элизабет стала смотреть, как спит ее муж. Он лежал на боку лицом к ней.
Крупные черты, суровое лицо. Но обычно иронически прищуренные глаза закрыты, а решительные губы расслабились. Это, да еще слегка взъерошенные волосы и длинные ресницы делали его лицо… почти беззащитным.
Элизабет вдруг задохнулась от острой жалости, и любви, и тоски по тому, что могло бы быть. Словно что-то почувствовав, он открыл глаза.
Она улыбнулась ему. Ее взгляд был полон тепла и нежности, и на мгновенье в его глазах появилось выражение, которое она хотела бы видеть в них всегда, но уже в следующую минуту взгляд затуманился, как будто Куинн вспомнил что-то такое, о чем предпочел бы не вспоминать.
Она вздрогнула и вернулась к реальности.
— Чем собираешься заниматься сегодня? —
Он приподнялся на локте:
— Надо еще разобраться в сейфе Генри, посмотреть кое-какие тетради, так что после завтрака думаю вернуться в Солтмарш.
— Один?
— Можешь не ехать, если тебе не хочется.
— Я хочу поехать.
— Хорошо. — Неясно было, доволен он или нет.
Она не смогла удержаться от мучившего ее вопроса:
— Ты решил, что делать с домом?
— В каком смысле?
— Ты говорил, что подумаешь, не продать ли его.
— А ты не хочешь, чтобы я его продал?
— Генри был бы против.
— Боишься, что меня будет мучить совесть?
Она чуть было не сказала «нет», но передумала и произнесла:
— Да.
Отвернувшись, он спросил:
— Решила делать все по-честному?
— В какой-то степени.
Лицо у Куинна посветлело, в уголках глаз побежали лучики смеха.
— Тогда скажи мне вот что: ты действительно не любишь есть в постели?
— Смотря по обстоятельствам.
— Каким?
— Одна я или нет. А ты? Чего не любишь ты?
— У меня есть другое предложение.
— А именно?
— Показать?
— Ну давай. — Она слегка покраснела. — Если у нас есть еще время…
Он на минуту задумался.
— Вообще-то я не люблю делать это наспех, но с твоей помощью…
Потом они вместе долго стояли под душем. Потом одевались.
Расчесав волосы и уложив их в привычный пучок, она повесила на шею серебряный медальон, подарок Генри. Куинн холодно следил за ней. Все еще ревнует. Вздохнув, она пошла готовить яичницу и кофе.
Они сидели за столом и завтракали. Она наблюдала, как он мажет маслом ломтик тоста, и с грустью думала, что даже теперь, когда они вместе, еще живы сомнения и недоверие и нет той близости, о которой она мечтала…
Поймав ее взгляд, Куинн спросил:
— Опять жалеешь о чем-то?
— Нет. — Он не поверил, и она твердо добавила: — По крайней мере это не то, что ты имел в виду.
— А что?
— Я думала о том, что мы могли бы иметь, если… если бы все было иначе.
— Ты хочешь сказать, если бы ты собралась наконец с духом и рассказала мне правду о серьгах?
— Я сказала правду, ты в нее не поверил.
— Поверю, как только ее услышу.
Она кусала губу, пока не почувствовала вкус крови. Похоже, ей не переубедить его.
— Я предпочла бы больше не касаться этой темы.
— Почему, если ты действительно чистый ангел?
— Какой смысл? Ты все равно не веришь…
— Но если ты не получила их от Генри, почему тебе так не хочется рассказать мне, откуда они у тебя?
Она вскочила на ноги.
— А почему я должна рассказывать тебе это? Я хочу, чтобы ты мне верил.