Не под пустым небом
Шрифт:
(Так вот почему мама перестала по вечерам вместе со мной произносить сладкую фразу-молитовку: «Спокойной ночи, папочка!»)
Отец говорит:
– Родители слишком любили меня. И всегда боялись за меня. Может, оттого, что с детства болел аллергией, и никогда не понятно было, как мой организм на что отреагирует. Ещё из-за того, что был закомплексованным, молчаливым, нерешительным. Родители хотели, чтобы я всегда был с ними. Или где-то поблизости. Чтобы вечно опекать меня. Наверное, это не правильно. Нельзя так сильно привязывать детей к себе. Я это чувствовал, но ничего не мог поделать…
А Лиля тогда обиделась страшно, и я её понимаю. Я корил себя, просто поедом ел, но не мог
Он надолго замолкает. Мы смотрим в окно, за которым кружится пушистая метель…
– Я всё время порывался ехать к вам – в Днепропетровск. Но мама начинала плакать, а я не могу видеть её слёз… И потом, родители считали, что это Лиля должна приехать в Макеевку. Она когда-то уехала – она и должна вернуться, если хочет, чтобы у нас была семья… А Лиля тем временем поступила в Днепропетровске в институт, на дневное отделение. И затаила на меня обиду… Теперь думаю, что я поступил неправильно. Надо было не ждать – а надо было ехать, надо было бороться за семью, за наше счастье, как ни банально это звучит. Я и приезжал однажды… Но не застал дома никого, кроме тебя.
(Вот он, мой первый «секретик» – папа у синего вечернего окна!…)
– Я помню твой приезд, папа.
– Неужели помнишь? Тебе же три года тогда было.
– Очень хорошо помню, как будто вчера это было…
– А Лилю я не дождался тогда… Страшно расстроился. Ждать больше не мог, спешил на поезд… шёл на вокзал и плакал, как мальчишка… хорошо, было темно, и никто не видел… Конечно, надо было заранее написать, что приеду, но мне хотелось, чтобы это была для Лили приятная неожиданность… Я всё представлял себе: вот, я захожу во двор – и вижу Лилю, и как она бросается мне навстречу… Я столько слов тогда для неё заготовил!… Бессчётно раз прокручивал в голове: что я ей скажу, что она мне скажет… И то, что мы не встретились, так сильно ушибло меня, что я решил – значит, не судьба… А потом, через два года, когда Лиля приехала в Макеевку, с тобой, на несколько дней… И когда мои родители увидели тебя, такую чудесную девчушку, они буквально влюбились в тебя!
– Помню, помню, как бабушка закутывала меня, пятилетнюю, в одеяло, как младенца, и носила по комнате, баюкая и напевая песенки…
– Ей было жаль, что ты выросла вдали от неё. И когда она услышала, что Лиля приехала разводиться, она прямо за сердце схватилась: «Как?! и я больше не увижу свою любимую внучку?!» И они стали нас с Лилей мирить: ведь у вас ребёнок! – говорили они. И стали уговаривать меня немедленно увольняться и ехать вместе с Лилей в Оренбург, куда она после окончания института получила назначение на работу. Это было удивительно – то, что родители решились на разлуку со мной. И это всё благодаря тебе, доця! Надо было Лиле раньше тебя привезти! Но что теперь говорить?… И мы с Лилей уехали в Оренбург…
– А помнишь куклу, которую вы с мамой мне подарили? Когда мы с бабушкой Дорой приехали в Оренбург… Эта кукла до сих пор жива. Её зовут Луиза, помнишь?
– Помню… Помню, как мы с Лилей ходили в магазин и долго выбирали… в то время только-только появились эти куклы – с закрывающими глазами, и которые, к тому же, говорили «мама». Это было чудо какое-то! И мы никак не могли решиться, какую выбрать, чтобы тебе понравилась. И даже написали тебе письмо. И ты нам ответила… такими трогательными печатными буковками написала… Странно: такие мелочи, а помнятся всю жизнь…
…Кружится, кружится за окном белая метель, перекрашивая тёмные пятна прошлого в чистый белый цвет…
Как
И теперь моя детская мечта начинает сбываться.
Вот, я хожу по Рижскому взморью, по своей любимой Юрмале, и ищу недорогой домик. Для нас с отцом. Где мы поживём какое-то время после его операции. Поживём вдвоём. Только вдвоём – как в моей детской сожжённой повести… Всё сбывается! Надо только очень сильно желать этого.
– Пап, а что случилось в Оренбурге? Почему вы опять с мамой расстались?
– Мы слишком долго были врозь. И не смогли ничего простить друг другу… Были оба очень ревнивы. Мне жить порой не хотелось, так я её ревновал. Глупо, конечно. Но это сейчас понимаю, что глупо, а тогда… Я не мог простить ей Фёдора. Она мне тоже кое-что…
– Кое-что?
– Те годы, что я жил в Макеевке, родные хотели, чтобы я забыл Лилю, чтобы женился. Меня познакомили с хорошей девушкой… она была совсем молоденькая, любила меня. А я любил твою маму. Потом, когда в Оренбурге у нас ничего хорошего не получилось, я в Макеевку уже не вернулся, мне было стыдно перед ней… перед той девушкой. Не мог ей в глаза посмотреть…
– А почему, когда уехал из Оренбурга, ты выбрал именно Одессу?
– Одесса – родной для меня город. Мама моя одесситка. Родители поженились в Одессе, и семейная жизнь их начиналась там… Много родни в Одессе всегда было, мамин брат дядя Миша, к нему я и поехал… И когда я вернулся в Одессу, родители с Жориком тоже приехали туда. Маме всегда важно было, чтобы мы были все вместе. Только тогда она была спокойна. Так что мы опять там воссоединились. И Женя, отслужив в армии, приехал в Одессу. Только Александр остался на Донбассе, он к тому времени оброс уже большой семьёй, трудно ему было срываться с обжитого места и начинать всё с нуля. И ты, доця, могла бы жить в Одессе.
– И я?
– Конечно. Я же приезжал за вами. Когда у меня уже жильё было. Не ахти какое, с удобствами во дворе, но многие одесситы и сейчас так живут. Но всё-таки жильё! А главное, я понимал, что не могу без вас. Я очень любил твою маму, доця… Я и сейчас очень люблю твою маму – Лилю конца сороковых годов…
– Когда ты за нами приезжал? Я что-то не припомню…
– А вот тогда и приезжал. Когда тебя в школу провожал, и мы прощались на белой дорожке. Моё любимое воспоминание… Всю жизнь тебя вспоминал на этой снежной дорожке… как ты уходишь от меня и всё оглядываешься и оглядываешься… и всё машешь мне ладошкой… Не было дня за эти годы, чтобы я это не вспомнил. Ты так и стояла у меня перед глазами все эти годы – на снежной дорожке в Оренбурге…
– И ты у меня, папочка… Но… разве мы должны были уехать тогда все вместе?
– Да. В тот же вечер. У меня было куплено три билета. На нас троих. И я сказал Лиле, что буду ждать вас у поезда. И ждал…
Ах, ещё один «секретик» рассекретился!…
Боже мой, Боже мой! оказывается, я могла бы жить с отцом в Одессе!… У синего моря…
– Но Лиля пришла на вокзал одна.
Но мама пришла на вокзал одна… Без меня.
– И сказала, что поздно уже что-то менять, что у неё будет ребёнок от Фёдора. Я сказал: «Пусть будет ребёнок, я буду любить его, как своего». Но Лиля сказала: «Если у нас опять всё развалится, я останусь одна с двумя детьми на руках. Фёдор меня обратно не примет. Он и так не может мне простить того года, что я прожила с тобой. Мне друг его рассказал, как Фёдор плакал, когда я приехала в Оренбург с тобой. Вместо того, чтобы развестись с тобой, как обещала ему. Нет, Серёжа, я больше не могу мучить ни его, ни тебя, ни себя. Пусть уж всё будет, как есть». А ещё Лиля просила никогда больше не тревожить тебя – не приезжать, не слать посылок, не писать… Она сказала, что тебе надо привыкать к другому отцу…