Не покидай
Шрифт:
– Альбина, утром вы изволили шутить насчет турнира красноречия, - продолжал Патрик.
– Просите же папу назначить его!… Если только у нас есть еще недурные ораторы… похоже, что они попрятались или их упрятали всех… Вытаскивайте их, Ваше Величество, - и никто из них не переговорит немого Патрика - приглашаю вас в болельщики и судьи!
Незаметно и поспешно из зала вышла Оттилия.
А Пенапью захлебывался от избытка чувств:
– Слушайте, господин Патрик! Вам надо в театр… да-да, я убедился сейчас, это твердое мое мнение: ваше место - на сцене! Праздник, господа! Вот я, вроде бы, человек посторонний, а и
Все помолчали, словно обезоруженные.
– А вы заметили - чем-то пахнет?
– спросила Альбина у всех сразу.
– Горьковатый такой аромат… освежающий…
– Я решила - это твои духи, - отозвалась королева.
– Нет? Крадус, а ты чувствуешь?
– Что-то есть, да… Но дух свежего навоза я больше уважаю, ароматные вы мои. Не взыщите.
И опять Пенапью выступил:
– Да! Еще одно открытие, я и забыл сказать: теперь я знаю, господа, кто сочинитель тех песенок, которыми у нас молодежь увлекается! По глупости нашей они считались нарушением общественного спокойствия, эти песенки… Но теперь они будут вкладом в пенагоно-абидонскую дружбу! Потому что писал их Ваш воспитанник, королева!
– Племянник мой, - неожиданно уточнила королева Флора.
– Родной племянник.
– Как это?
– не поняла Альбина.
– Ты что говоришь, мама?
– Этак, пожалуй, ты ляпнешь сейчас, - сказал в виде шутки король, - что Патрик - сын покойной сестрицы твоей? И короля Анри? В общем-то оно так и есть, но…
Тут он булькнул горлом, подавился своими словами, вид у него был оторопелый, взгляд - блуждающий… Если это шутка, то - дикая…
Принц Пенапью частично оказался в курсе дела:
– Анри Второго вы имеете в виду? О, я знаю - это жуткая страница вашей истории…
…Как-то не замечено было, что исчез сам Патрик: он спохватился, что виноват перед Марселлой, которая плакала от счастья за него - уже во время исполнения песенки. Перед ней и мы виноваты: не упомянули тихое ее появление. Теперь Патрик, говоря с ней наверху, не услышал сенсационных откровений, близко и грозно касающихся его… С галереи он смущенно обратился ко всем:
– Господа, прошу извинить меня: я немного устал… и что-то сердце - то зачастит, то замедлит… Глупо, правда же, - заиметь голос, чтобы истратить его на последнюю беседу с врачом и священником? Я еще вернусь, господа…
Он всех обласкал счастливым взглядом, и они с Марселлой ушли (она, как могла, поддерживала его, вдруг обессилевшего…)
– И опять с ней, с этой служанкой!
– сочла необходимым отметить принцесса Альбина.
– Но это пустяки сейчас… Нет, родители, что вы наговорили тут: Патрик - королевский сын? Сын тети Эммы и Анри Второго? Но вы же говорили всю жизнь, что он - приемыш, без роду, без племени?!
– Да потому, - всхлипнула ее мать, - что ваш Канцлер мерзкий
А король не понимал, что происходит:
– А что это тебя прорвало сегодня-то?! О, Господи… Понимаешь, дочь - ни одна душа не должна была видеть в мальчишке наследника престола… Почему "была"? И сейчас не должна! Сейчас - особенно! Поскольку парень разговорился вдруг!
30.
В эту минуту вошли Канцлер и Оттилия. Было заметно, что, несмотря на ее помощь, переодевался он в большой спешке: перекошен галстук, углы стоячего воротничка не совсем симметричны… С ним не случалось такого прежде, и весь вечер это будет его раздражать. Но если бы, если бы только это…
Он извинился за свое "запоздалое и, может быть, не всем угодное вторжение" - так и сказал. Подошел затем к Пенапью и объяснил, что не был ему представлен из-за мучительного своего насморка. И сразу было представлено непрошеное доказательство: нос покраснел, лицо скривилось, пришлось поспешно извлечь платок, оказавшийся большим, как полотенце…
– Наш Канцлер, принц, - представил Крадус страдальца.
– Тот самый. Зовут - граф Давиль. А насморк его как зовут? Алкоголический?
– Нет же!
– чуть не вскричала Оттилия (как выражаются в наше время, король ее достал).
– Аллергический!
– Будьте здоровы, господин Канцлер, - пожелал Пенапью, когда после долгих приготовлений раздался слабенький чих, можно даже сказать, кошачий… - Очень жалко, что вы не знаете тех поразительных вещей, которые происходят в этих стенах… Вот я, прямо говорю, - потрясен…
– Я в курсе, - отвечал Канцлер.
– Прежде всего, не будем задерживать музыкантов… пока. Чем меньше "потрясенных", тем лучше. Господа, музыка более не понадобится, до свидания!
…И все молчали, дожидаясь, пока уйдет последний из музыкантов. Мало вообще-то хорошего в прощании с музыкой…
"Человек номер два" приступил к расследованию:
– …Итак, с чего же вдруг сделался красноречив немой воспитанник королевы?
– Испугались?
– спросила Флора.
– Напрасно: он еще пока тетей меня не называл, о правах на престол не заговаривал…
– И не выспрашивал, слава Богу, как его папу с мамой укокошили… - добавил Крадус.
Канцлер был и в ярости, и сбит с толку. Человек всегда бывает смешноват, если гневается, а источника своего негодования ясно не видит, не может найти:
– Стоп! О чем вы толкуете? Что вы здесь пили, господа?!
– Мы смешивали сок мухомора с керосином!
– Альбине и прежде хотелось над ним поиздеваться, но почему-то можно стало - только теперь.
– Мне, девочка, не смешно ничуть! Господа… Ваши Величества… призываю вас к предельной серьезности! К предельной! Давайте отвечать за каждый звук, исходящий из нас!
– и вслед за этим воззванием он дважды чихнул.
– Не выходит, брат!
– обрадованно уличил его король.
– Вот ты - можешь за свои чихи отвечать? Так и я… только из меня правда прет: тянет, к примеру, похвастаться перед нашим гостем! Ох, принц, ну и славную операцию провели мои люди… На том же чертовом месте, у Кабаньего Лога… А вот и герой этого дельца - легок на помине!