Не покинь мир невеждой
Шрифт:
Всю дорогу домой юноша шёл, не замечая времени, отдавая всего себя работе мысли, которая и сейчас трудилась не менее интенсивно, чем буквально двадцать минут назад, когда он, стоя на коленях, всматривался во внутренности покойника, пытаясь понять причины болезни. Сейчас же, успешно сопоставляя уже имеющуюся информацию из теории и более ранних наблюдений, бережно хранившихся в запасниках памяти, со вновь обретённым практическим опытом, его мозг организовывал новые связи, не ясные и неизвестные ему ранее. И уже дома, забыв об усталости, с горящими глазами молодой человек кинулся записывать на бумагу всё множество новых, обретённых знаний об устройстве отдельных органов человека, причинах их болезней.
А назавтра, обогащённый новыми познаниями, этот юноша еще более успешно продолжит лечить больных, принимающих его за некоего волшебника, чародея, не понимая, не представляя, сколь могущественна сила знания. ….
– Дедушка, дедушка, что же ты замолчал? – русская девочка Лена, теребила старика узбека за рукав.
– И правда, дедушка, ну чего ты замолчал на самом интересном месте? – к своей подружке ровеснице присоединилась узбекская девочка, внучка дедушки шестнадцатилетняя Дильбар. Рядом на топчане сидел молодой мужчина, на вид лет тридцати с небольшим. Он не обращал внимания ни на рассказ деда, ни на возмущённые возгласы подружек: всё его внимание было приковано к книге по юриспруденции. Алишер, так звали молодого человека, работал следователем в Ташкенте. Но сейчас у него был отпуск, который он проводил у деда, проживающего со своей дочерью, мамой Дильбар, в посёлке у моря.
– Да я вроде всё рассказал, – дед хитро улыбнулся, полулёжа на курпачах, которыми был застлан весь топчан.
– Ничего не всё. Как звали того юношу? И что стало с ним дальше? – Лена обиженно поджала губы.
– Ах, это. Я думал, вы знаете. Того смелого, любознательного юношу звали Абу Ибн–Сина или Авиценна – это его европейское имя. Он был самым выдающимся среднеазиатским учёным, философом, врачом, хотя было это давным-давно – тысячу лет назад. Прожил Авиценна чуть больше пятидесяти лет. Но за это время он смог изучить и описать в своих книгах многое такое, что было неизвестным до него в те времена. Самый главный его труд – пятитомный «Канон врачебной науки», где он описал много открытий в медицинских познаниях. По его книгам многие века изучали медицину во всём мире.
– Вот это да. Какой талантливый.
– Он – гений, девочка моя, – старик ласково похлопал по руке Лену, сидевшую ближе всех к старику и, можно сказать, ловила каждое его слово.
– А откуда вы всё это знаете? Ну, про Авиценну, – Лена с любопытством смотрела на старика.
– Я, милая, когда-то был учителем истории в школе, а потом экскурсоводом работал. У нас в Самарканде много старинных зданий.
Ветви развесистой чинары тихонько, не мешая рассказу старика, колыхались, словно опахало, создавая приятную прохладу и тень, в которой стоял топчан, где как раз и сидели все участники разговора. Девочки, поджав под себя ноги, сидели и даже не шевелились в ожидании новых рассказов деда, но тут молодой человек наконец-то оторвался от книги и, посмотрев на ручные часы, красовавшиеся на его руке, и закрыв книгу, произнёс.
– Рассказы окончены. Давайте кушать арбуз – и по домам, – он слез с топчана и, пройдя пару метров к ручью, протекающему рядом, достал из воды арбуз, лежавший там рядом с бутылкой молока. Прохладный ручей служил холодильником в их несложном быту.
Девчонки – Лена и Дильбар – захлопали в ладоши от радости, а дед сдержанно подставил большое блюдо, на которое Алишер и опустил арбуз. Взобравшись на топчан, молодой человек вместе с девчонками замер в ожидании. Дед тем временем, не торопясь, со знанием дела нарезал арбуз на кусочки, в красной мякоти которых, словно пятнышки на крылышках божьей коровки, виднелись чёрные продолговатые косточки. Дильбар положила перед каждым тарелки, но ими, кроме деда, никто не воспользовался. Каждый из ребят брал себе кусок с общего блюда и, не донеся до тарелки, нетерпеливо погружал свои белоснежные крепкие зубы в красную, сладкую арбузную плоть, которая не сопротивляясь, арбуз был дозревшим, впускала их в себя всё глубже и глубже. И вот уже не только губы, но и щёки касались сочной мякоти, обильно покрываясь арбузным соком, который ребята время от времени, не заморачиваясь, вытирали тыльной стороной кисти. Арбуз был сладким и прохладным.
Говорить никому не хотелось, все были заняты получением удовольствия от чудесного поедания, одновременно утоляя и жажду, и голод. Арбузные косточки тут же сплёвывались на землю за топчаном, обглоданные куски летели в кусты, что были подальше. Лишь дедушка, глядя на молодёжь и чему-то улыбаясь, ел не спеша и аккуратно.
Алишер, достав из брюк носовой платок, протянул его Лене. Только после неё, он и сам вытер рот и руки. Дильбар от платка отказалась, спустившись вниз, она ополоснула щеки и тарелки в протекающем ручье; потом, отойдя подальше в кусты, они с Леной справили маленькую нужду, и тут услышали голос Алишера.
– Где вы там? Чего так долго, скоро стемнеет, домой пора!
– Идём, идём, – девчонки, весело смеясь, вернулись к топчану.
– До свидания, дедушка.
– До свидания, Леночка. Приходи ещё.
– А вы что же, не пойдёте?
– Нет. Я тут, на бахче, сторожем работаю.
Взгляд Лены последовал за рукой дедушки, указывающей на огромное поле, концов которого она так и не увидела. Множество крупных зелёно – полосатых шаров грузно лежали на земле, подмяв под себя наполовину жёлтые листья травянистого растения, чем-то напоминающие огуречную ботву. И было удивительно, как совсем невысокий травянистый куст смог породить и вырастить такие многочисленные исполины – плоды.
– Дедушка, какое огромное поле. Как ты один справляешься? Не страшно?
– Алишер частенько наведывается, пока у него отпуск. Я, если честно сказать, здесь ради галочки. Ты права, что я смогу один?.. Идите, Леночка, а то скоро стемнеет. Приходи с моими внучатами ещё.
– Приду. А вы ещё что-нибудь расскажите?
– Я многое что знаю – расскажу.
– Обязательно приду, дедушка.
Попрощавшись, ребята быстрым шагом отправились домой. Дорога, по которой они шли, была пустынна; вечерело, и местная ребятня, набегавшись за день, уже устало сидела по домам. Почва в здешних местах была глинистая, солнце нещадно иссушило её, и малейшее трение превращало землю в мелкую крошку, оттого хождение по дороге сопровождалось клубами пыли. Кое-где на обочине дороги встречались тутовые деревья, но их плоды давно уже как созрели, и сейчас они выглядели жалко. Ребятня соседних кишлаков, – не только от голода, но и от скудности развлечений, – словно саранча, каждое лето регулярно проходилась по здешним местам с плодоносящими деревьями, бахчами и, не церемонясь, вместе с листьями и ветками обрывала всё, на чём находила хоть что-то съедобное.
Наполнив животы фруктами и ягодами, толпами бежали купаться в воды арыков, коллекторов, несущих не только полям, но всем людям живительную влагу. К единственной радости ребят из кишлаков, подобных хранилищ воды было достаточно. Там и проводили они дни летних каникул. В арыках – учились нырять и плавать, учились дружить и получать радость от малого. Правда, нахлебавшись арычной воды, потом мучились животами, но это уже была совсем другая история.
– Меня мама будет ругать, если домой поздно вернусь, – со вздохом пожаловалась Лена, тяжело переводя дыхание от быстрой ходьбы.
– Пошлите короткой дорогой, за пятнадцать минут в посёлке будем, – предложил Алишер.
– Это через кладбище, что ли? – спросила Дильбар.
– Могла бы промолчать, – сердито прошептал парень, но Лена уже услышала.
– Страшно.
– А чего бояться? Как говорит дедушка: бояться надо живых, а не мёртвых, – Алишер подбодрил девчонок.
– Ну, тогда побежали.
– Подождите.
– Встаём в шеренгу, друг за другом и берёмся за руки. Неудобно, но что делать. Сейчас станет темно, и чтобы не потеряться, все крепко держимся друг за друга. Я – первый, Лена, ты за мной, Дильбар, ты замыкающая. Да, вот ещё: что бы ни случилось, кричать нельзя. Идём тихо.