Не пугай ежа голым задом
Шрифт:
Так ничего и не добившись, мы отправились по домам, а музыка продолжала греметь нам вслед, словно издеваясь над нами.
Вернувшись на дачу, мы с Сашкой грустно посмотрели на наш ужин и дружно вздохнули – день был испорчен окончательно. Вяло поковыряв в тарелках, мы собрались ложиться спать, и тут Сашка сказал:
– Извини, дорогая, но на трезвую голову я заснуть не смогу! – и достал бутылку водки, которую купил, как он сказал, в деревне еще в самом начале этого кошмара.
– Не скажу, чтобы я была в восторге от такого предложения, но ты во всем прав, – покаянно
– В чем «во всем»? – открывая водку, спросил муж.
– И в том, что выпить остро необходимо, и в том, что ты сказал тогда: «Еще не вечер», – объяснила я. – Эх, знать бы заранее, чем закончится затея этого проклятого Крякова!
– А ведь я тебя предупреждал! – не выдержав все-таки, сказал муж, и мне нечего было ему на это ответить.
Хорошо приложившись к бутылке, мы легли спать, но, даже выпивши, заснули не сразу.
Глава 6. САША. ИЗДЕВАТЕЛЬСТВА НАД НАМИ ПРОДОЛЖАЮТСЯ
Сон у меня очень чуткий, так что за ночь я не раз вставал, чтобы приложиться к бутылке и хоть так немного поспать. Естественно, я смотрел на часы и выяснил, что треклятая музыка стихла только где-то около пяти часов утра. На следующий день я проснулся довольно поздно – было уже одиннадцать часов, но первым, потому что Маруся еще спала. Голова болела страшно: тут и выпитое сказалось, и грохот рэпа, помноженный на крики и визг без устали веселившихся новоявленных соседей, которых нам не иначе как за грехи наши Кряков подсунул, будь он неладен вкупе с тупоумными дачниками, позарившимися на дармовщинку, и мерзавцем Мажором, сдавшим ему дачу.
Наскоро одевшись, я решил при свете дня выяснить диспозицию сил противника, чтобы попытаться выработать план, как с ним бороться. Потихоньку подойдя к забору, я спрятался за деревом и стал наблюдать. Увиденное меня не порадовало: то, что успела посадить девушка Мажора, было вытоптано так, словно там танцевало стадо слонов, ну да черт с ними, с этими насаждениями! Пусть у Мажора об этом голова болит! А вот то, что колонки от музыкального центра были выставлены в открытые окна второго этажа, волновало меня куда больше – теперь стало понятно, почему музыка звучала так оглушающе громко.
Рассмотрев все как следует и решив, что единственный путь хоть немного сносного существования рядом с этими мерзавцами заключался в том, что нам с женой необходимо будет перейти на тот же режим дня, что и они, то есть ложиться спать и просыпаться одновременно с ними, я собрался было уже вернуться домой, как вдруг увидел, что к калитке оккупированной противником дачи приближался наш участковый.
Человек он был справедливый, временами неплохой, хотя и с тяжелым характером, и особо ни к кому не придирался. Но случалось, что на него находило, и тогда он становился излишне подозрительным и с ним было трудно ладить. Оно и понятно: работа сволочная, хлопот полон рот, а жалованье так себе, в полном соответствии с лейтенантским званием. Сейчас же я смотрел на этого человека как на посланца небес, в надежде, что он сможет как-то урегулировать
Милиционер вошел во двор и, поднявшись на крыльцо, начал стучать в дверь. Довольно долго ему никто не открывал, а потом наконец-то появился в одних трусах, но с непременным мобильником в руке заспанный и взлохмаченный качок Жека и с ходу начал наезжать на участкового.
– Ты какого черта в такую рань приперся? Какого хрена тебе надо?
– Во-первых, здравствуйте, – начал участковый. – А во-вторых, поступил сигнал, что вы и ваша компания грубо нарушали общественный покой дачников. Нехорошо, молодой человек! Людей и их право на отдых надо уважать!
– А вот я тебе сейчас дам поговорить с одним человеком, и ты, ментяра, узнаешь, кого здесь надо уважать, – угрожающе заявил Жека и, произнося вслух цифры, начал набирать на телефоне какой-то номер.
Я посмотрел на участкового и, судя по его вытянувшемуся лицу, понял, что этот номер ему знаком.
– Николай Петрович! – начал свой разговор Жека. – Извини, что так рано беспокою, но тут один твой лейтенантик вздумал права качать! Самодеятельностью, понимаешь, занялся! Ты ему объясни, как себя вести надо! – Тут он сунул телефон участковому и сказал: – На! Не хотел меня слушать, так подполковника Егорова послушай!
– Здравия желаю, товарищ подполковник! – поприветствовал своего собеседника милиционер, но больше ничего сказать не успел, а только довольно долго слушал, стоя по стойке «смирно», а потом начал, как заведенный, повторять: – Есть, товарищ подполковник! Так точно, товарищ подполковник! Будет сделано, товарищ подполковник!
– Ну? Доволен, ментяра? – торжествующе сказал Жека. – Будешь теперь знать свое место! А то приперся! Разбудил! Еще раз сунешься – я папахена своего напрягу, и он тебя вообще без погон оставит! Он у меня полкаш в МУРе!
– Извините! – только и смог выговорить багровый участковый и, отдав этому мерзавцу честь, вышел со двора.
Я быстро пробежал через наш участок и встретил милиционера, когда он, вытирая обильно струившийся по его лицу пот и цедя сквозь зубы под нос явно что-то непечатное, собирался вернуться в Салтыковку, где и был его пункт.
– Здравствуйте! – сказал я. – Видел я, что произошло, и искренне сочувствую вам. Этот подонок вам в сыновья годится, а вел себя как последняя сволочь.
– Да уж! Нахлебался я унижений! – пробурчал он.
– Зайдите к нам! – пригласил я. – Посидите, чаю или кофе попьете и успокоитесь хоть немного.
– Спасибо! – сказал участковый. – Мне действительно не помешает дух перевести.
Мы с ним прошли к нам, и я, оставив его в беседке, чтобы не потревожить жену, наскоро сделал кофе и отнес его туда.
– Нет! Ну, какой наглец! – возмущался участковый, куря одну сигарету за другой. – Да и вообще, что за времена пошли? Раньше бы за такого сыночка его отца на партсобрании так пропесочили, что мало не показалось бы, а сейчас что? Полная безнаказанность! Меня, защитника правопорядка, ставят по струнке за то, что я этот самый порядок и охраняю!