Не совсем леди

Чейз Лоретта

– Конечно, нет, сэр.

– В таком случае отныне и впредь я обязываю тебя бегать и играть с Дейзи, а заодно следить, чтобы она не вертелась под ногами у рабочих. Ты выполнишь мою просьбу?

Шарлотта не удержалась от улыбки: она и представить не могла, что Карсингтон способен позаботиться о хорошем самочувствии Дейзи, но еще и готов уделить внимание маленькому подмастерью. В его голосе она уловила нотки сочувствия и дружелюбия, что ее несказанно удивило. Из своего опыта она знала, что распутникам, такие чувства уж точно несвойственны.

– Да,

сэр. Обещаю сделать все, как вы сказали. Это так любезно с вашей стороны, что вы мне все подробно объяснили. – Мальчик, похоже, был точно так же изумлен, как и Шарлотта. – Скажите, где мне лучше с ней поиграть?

– В саду или в парке. И смотри будь внимателен: здесь у нас еще не все обустроено и налажено, так что нужно смотреть под ноги, чтобы не сломать себе шею. И держись подальше от прудов, чтобы не упасть случайно в воду.

– Да, сэр. Благодарю вас, сэр.

Вскоре Шарлотта услышала удаляющиеся шаги мальчика и отрывистый лай Дейзи, а потом тяжелые шаги Дариуса, которые раздавались все ближе и ближе. Стараясь ничем не выдать свое присутствие, она замерла в темном углу конюшни.

– Если вы думаете, что можете спрятаться от меня даже в этом светлом платье, то вы самая наивная женщина на всем Северном полушарии, – усмехнулся Дариус. – Вы подслушивали, и это еще одна дурная привычка в придачу ко всем остальным.

Шарлотта, щурясь, вышла на свет.

– Я пришла сюда, потому что мне хотелось побыть одной, – тихо сказала она. – А потом мне показалось неуместным выйти и присоединиться к разговору. Или лучше сказать «к допросу»?

– Да, это было похоже на допрос, – признался Дариус. – Я не хочу, чтобы ребенка били за то, чего он не делал.

Шарлотта сжала кулаки.

– Надо было сначала сказать мне: я бы никогда этого не допустила.

– Да, но при вас Тайлер сделал бы вид, что стремится вам угодить, а позже побил бы мальчика.

– Не понимаю, почему вы считаете, что он не побьет мальчика позже, что бы вы ему ни сказали?

– Потому что тогда ему придется отвечать передо мной, а я способен побить его самого в случае, если он не выполнит мою просьбу.

Взгляд Шарлотты невольно опустился на руки Дариуса – его ладони не выглядели натруженными и мозолистыми, но зато были сильными и крепкими. Она не сомневалась, что в этих руках достаточно силы, чтобы ударить, и в то же время эти руки могут быть очень нежными.

Шарлотта вспомнила, как трепетала под его прикосновениями, и поспешила перевести взгляд налицо Карсингтона, но из-за того, что в конюшне царил полумрак, она так и не смогла ничего прочитать в его глазах.

– В таком случае благодарю вас, – примирительно сказала она. – С вашей стороны было так мило проявить заботу о незнакомом мальчике.

– Ну, теперь уже он, скорее, мой знакомый, – усмехнулся Карсингтон. – Достаточно было заглянуть в его глаза, чтобы понять: в жизни ему довелось хлебнуть немало горя.

Стараясь скрыть волнение, Шарлотта с трепетом спросила:

– В его глаза?

– Не сомневаюсь, что вы ничего не заметили, потому что тогда у вас кружилась голова, но дело в том, что у мальчика глаза разного цвета: один голубой, а другой зеленоватый. Необразованные люди имеют предубеждения насчет таких вещей: обычный природный казус они называют меткой дьявола, дьявольским знаком невезения, это в сочетании с остальными факторами делает положение Пипа весьма уязвимым.

– Да-да, кажется, Тайлеры считают, что мальчик слишком грамотен, – заметила Шарлотта.

– То, что с ним занимались и обучали его, теперь очень осложняет ему жизнь. – Дариус огорченно покачал головой. – У него есть и второй недостаток – сомнительное происхождение, – ведь мы не знаем, кто его родители.

Сердце Шарлотты сжалось, но все же ей с трудом удалось сохранить внешнее спокойствие.

– Люди иногда бывают такими злыми… Они плохо относятся к детям с физическими недостатками или к тем детям, у которых нет родителей, – проговорила она. – Можно подумать, дети в этом виноваты!

Дариус внимательно вгляделся в лицо Шарлотты.

– Боже, да вы плачете? Какой же сентиментальной особой вы временами становитесь, право!

– А вот и нет. – Шарлотта недовольно фыркнула. – А если бы и плакала, то что из этого? У вас ведь тоже сердце, а не камень: я слышала, как вы заверили мальчика, что он больше никогда не вернется в работный дом.

Дариус пожал плечами, и от его проницательного взгляда ей стало не по себе.

– Что-то не так, вы сами на себя не похожи и как-то странно себя ведете с того самого момента, как споткнулись о ведро с водой.

И тут Шарлотта представила лицо мальчика ясно и отчетливо, как будто он сейчас стоял перед ней, отчего на нее снова нахлынула печаль, бездонная, как море. Она почувствовала, что черная тоска грозит поглотить ее, как это было с ней десять лет назад.

Безысходность. Отчаяние. Темнота.

Нет, больше такого с ней не повторится. Если она снова погрузится в эту темную бездну, то уже никогда не сможет снова выбраться из нее.

В порыве охватившего ее отчаяния Шарлотта обвила руками шею Дариуса и привлекла его к себе, прижимаясь к нему с таким неистовством, словно была утопающим, хватающимся за брошенную ему веревку.

Она прижалась губами к его губам и поцеловала его так, словно теперь он оставался ее последней надеждой на жизнь.

«Заставь меня позабыть обо всем», – неслышно произнесли ее губы, И, словно читая ее мысли, Дариус поцеловал ее жадно, исступленно, так что ее печаль растворилась в тепле и ласке их объятий. Как во сне, Шарлотта гладила его руки, чувствуя рельефные мускулы. Потом положила свои ладони ему на грудь – такую широкую и твердую – и, на мгновение завладев ею, стала, словно слепая, изучать его тело тонкими пальцами. Даже холодок стыда не мог вытеснить тепло этих прикосновений и чувство, что он принадлежит ей, а она – ему, и вскоре и стыд, и страх, и печаль, и тоска окончательно исчезли, а с ними исчезло и прошлое со всеми его несчастьями.