Не спать всю ночь свобода
Шрифт:
— Можно подумать, у меня есть выбор, — иронично улыбнулся я, глядя в блеклые серые глаза Аргунова. Мне вдруг почудилось, что сквозь его тело проступает грязная бетонная стена. Но тут же все восстановилось. Секундный сбой графики?
— Выбор всегда есть, Андрюша, — хмыкнул он. — Только в твоей ситуации он не слишком разнообразен. Или ты произносишь Формулу Перехода, или, извини, остаешься здесь. В четырех бетонных стенах. Вывести тебя наружу я не смог бы даже при всем своем желании. Ты выбираешь форму смерти, не больше. Но и не меньше.
— А что, нельзя было пообщаться у меня дома?
— Обязательно. Формула не сработает, пока с тобой связан идентифицирующий файл. А убирается он, извини, только так. Отсюда и сюжет с вербовкой и вирусом.
— Кстати, что был за вирус? Интересно все-таки…
— Three-Half 2010, если тебе это что-то говорит. А если точнее, не было вируса. Сымитировал я червяка. Его-то как раз несложно. Старый хрыч Лозинский купился.
И тут я спросил то, что все это время не давало мне покоя.
— Но почему именно я?
— Психотип такой, — грустно обронил Макс. — Я же говорил, долго искали. Лишь тебя Формула Перехода способна превратить в нужный код. В информационном мире ты можешь стать только тем, чем был здесь, в жизни.
— Выходит, я не более, чем код-разрушитель? А я-то надеялся…
— Не больше, — подтвердил Макс. — Но никто, кроме тебя…
— Сериал такой был старый, — улыбнулся я.
— Знаю, — кивнул Макс. — Жена смотрела, не оторвать.
— Сейчас-то она как? — не удержался я от вопроса.
— Никак… — Аргунов отвел взгляд в сторону. — Господа Алгоритмы решили подстраховаться.
— Даже так?
— А ты думал? Среди них не только дурные игрушки. Взять того же 2003-го. Кое-кто о чем-то догадывается. Вот и обнулили все данные. Чтобы никто не вывел Формулу.
— Значит, не только жену?
— Не только… Ладно, к делу. Долгие проводы — лишние слезы. Решай. И не затягивай сей процесс — я же не могу вечно держать здешнюю периферию.
Я кивнул. Почему-то вспомнился мне плюшевый медвежонок, был у меня в детстве такой приятель. С такими же тусклыми глазами-пуговицами.
Странный он все-таки, Аргунов. Чего тут решать, если выбор прост — с маслом ли тебя, со сметаной ли…
9
Низкие, разлохмаченные облака ползли по мышиного цвета небу. Влажный ветер лизал мою голову точно язык невидимой коровы, трепал длинные, тускло-серебристые волосы, и те то и дело закрывали мне обзор.
Впрочем, тут не было ничего интересного. Плоский, от горизонта до горизонта луг, поросший высокой травой, огромные замшелые валуны, изредка нарушающие зеленое однообразие, пара темных точек под облаками надо полагать, птицы. Правда, более всего они напоминали мне то, что отличает букву «ё» от «е».
Я усмехнулся — шутка получилась невеселая.
Значит, вот так? Пять минут назад, еще в бетонном кубе, Аргунов предупредил — внешний вид виртуального пространства предсказать невозможно. Оно — порождение моей психики, и никто, кроме меня… и так далее. Во всяком случае, произнося Формулу Перехода — семь странных, ни на что не похожих слов, я не думал, что все получится настолько просто. Ветер, трава, птицы. И я сам — высокий, длинноволосый, с тяжелым, чуть расширяющимся
Кстати, пора бы ему и появиться. Он тогда сказал, что восприятие установится не сразу, пусть я ни о чем не волнуюсь. Виртуальность не любит суеты.
Я и не суетился, но все же интересно было — а какой облик примет злополучный Макс? Хотя и это, по его словам, зависило от заскоков моего подсознания.
Мое подсознание не подвело. Легкий шелест травы, прядь серебристых волос, брошенная мне на глаза теплым ветром, я мотнул головой — и увидел его.
На сей раз он был не в жестяных латах. Желтая футболка с изломанной надписью — «Давить проклятые форточки!» — выбилась из спортивных брюк, на ногах имели место поношенные кроссовки. И лишь копье, с широким древком и тусклым длинным наконечником, напоминало зимний бой на палубе драккара.
— Это, значит, ты, Аргунов? — сипло выдохнул я, глядя на полоску над верхней губой. То, что там произрастало, ну никак не тянуло на усы.
— А кто, доктор Айболит, что ли? — хмыкнул парнишка. — Как, освоился, Андрюша?
— Чего тут осваиваться, — вздохнул я. — Скажи лучше, что дальше-то делать?
Он как-то неуверенно поглядел на меня.
— Ты что, не понял? Вроде бы я все объяснил. Так что давай, киллер, действуй.
— То есть? — переспросил я и, уже спрашивая, догадался.
— То и есть. Для чего у тебя меч, спрашивается?
— Так я… это… Должен тебя рубить?
— Нет, капусту шинковать, — скривился он. — Давай, не тяни.
Я положил пальцы на рукоять. Та почему-то оказалась теплой, точно живая.
Расстояние между нами не превышало длины меча. Это было так просто — вытянуть из ножен клинок, развернуться к парнишке боком и, рассекая свистящий воздух, обрушить металл на его шею. Все займет не больше секунды. Колени его подогнутся, он ойкнет и медленно, невыносимо медленно осядет в мокрую траву. И рысплывется темное пятно, только сейчас не подернется льдом, не та погода — просто впитается в жадную землю.
Еще недавно у таких вот пацанов-первокурсников я принимал экзамены.
— Знаешь, трудно вот так, сразу, — кривя губы в жалкой улыбке, пробормотал я.
Лицо его дернулось.
— Ты что, охренел, Андрей Михалыч? Там, на драккаре, ты вел себя умнее.
— Так и ты там копьем орудовал дай Боже! Я только защищался, а тут…
— На драккаре меня не было, не забывай, — холодно бросил он, глядя куда-то в сторону. — С кем ты там махался, не имеет никакого значения. А я — Аргунов Максим Викторович, жирная сорокалетняя сволочь. И ты обязан! Мне плевать, какие тебе глюки мерещатся! Ничего этого нет, мы с тобой всего лишь суперпозиция информационных полей. Это только кажется, что рубить, что кровь брызнет. Выкинь из головы! Ты на самом деле блок операторов в мою структуру внедришь. Мы — программы, Андрюша. Мы должны выполняться! Я понимаю, — добавил он чуть мягче, — ты поверил в мираж. Это бывает с непривычки, но себя надо преодолеть. Ты должен. Ради Земли! Ради свободы…