Не споткнись о Полярный круг
Шрифт:
…Ветер унес цветные картинки с пальмами и южным морем, куропатки уже закоченели на холоде, вечер сделал снег синим, а камень на вершинах — черным.
— Так и будет, — сказали мы тогда. — Будет отпуск, и мы обязательно пойдем туда, куда просто хочется идти без маршрутов, без аппаратуры, без пикетажных книжек. Из всех синих сопок мы выберем самые синие, из рек — самые интересные. И это будет обязательно на Чукотке!
Время шло. Мы лениво разрабатывали варианты. Можно проплыть на лодке вокруг Чукотки, можно пойти с низовьев Колымы маршрутом землепроходцев, можно просто провести гусиный сезон на побережье, можно…
Варианты падали, как медяки из прохудившегося кармана. Нужна была цель, но цели не было. Наша идея здорово стала напоминать мыльный пузырь. Она великолепно отливала всеми цветами радуги и… висела в воздухе.
Две желтые папки попались мне на глаза случайно. Я прочел их взахлеб, и даже сейчас, когда я знаю их почти наизусть, я уверен, что их можно было бы опубликовать просто так, целиком.
На скоросшивателях было напечатано «Дело №», а поперек этой канцелярщины шли надписи: «Переписка с заявителем Уваровым В. Ф.» — на одном и «Переписка с заявителем Баскиным С. И.» — на другом. Для нас в этих папках лежала цель, плоть нашей идеи.
Было бы, конечно, лучше, если бы вместо скоросшивателей была потемневшая от времени кожа и бронза, вместо глянцевитых листов с грифами учреждений — лохматый пергамент и даты были бы на пару-тройку столетий постарше. Неплохо бы еще обрывок непонятной карты с нарисованными от руки человечками. К сожалению, вторая половина XX века неумолимо и трезво смотрела на нас входящими номерами писем и размашистыми загогулинами резолюций. Содержание папок, однако, искупало все.
Мы изучали их днем и ночью. Особенно приятно было изучать их ночью, когда снег переставал скрипеть под шагами запоздавших пешеходов, а мыши нагло шебуршали за обоями.
Что же писал Уваров?
Папка с «делом Уварова» — старшая по возрасту и большая по объему. Она содержит семь писем Уварова и восемь ответов на эти письма. Ответы короткие, деловые.
Письма Уварова написаны очень неровно: они повторяют, дополняют, противоречат друг другу. Очень много наивных отступлений, очень много экзотических ссылок на туземные роды, «чукотских королей», легенды, царские имена. Суть же дела сводится к следующему.
1930 год. Вдоль берегов Чукотки почти беспрепятственно ходят контрабандистские американские шхуны, в тундре пасутся тысячные стада, принадлежащие кулакам-оленеводам. И олени и люди Чукотки затерялись где-то на перепутье между каменным веком и социализмом. В географических журналах идет спор о пальме первенства между бассейном Амазонки и бассейном Колымы. Невеселый спор о первенстве на неизведанность.
Именно в это время появился здесь новый уполномоченный АКО (Акционерное Камчатское общество) Василий Федорович Уваров. Должность у него для Чукотки звучала несколько иронически: лесозаготовитель. В погоне за редкими островными лесами Анадыря Уварову приходилось много ездить и, следовательно, постоянно сталкиваться с местным населением. Главным образом с ламутами, реже с чукчами.
В одну из таких поездок от пастухов, работавших в стаде кулака Эльвива, Уваров услышал легенду о «серебряной горе», якобы находящейся в дебрях Анадырского хребта. Оленеводы посоветовали Уварову обратиться к одному из богатейших кулаков Чукотки — Ивану Шитикову, стада которого кочевали, как и стада Эльвива, в бассейне Яблоневой, Еропола и по верховьям Анадыря. Как ни странно, престарелый Шитиков, который был живой летописью края и носил к тому же негласный титул «чукотского короля», отнесся к Уварову доброжелательно. Чукчам и ламутам, сообщил он, очень давно известна гора, почти сплошь состоящая из самородного серебра, которая расположена в горном узле, сводящем верховья Анюя, Анадыря и Чауна. Гора лежит в стороне от традиционных кочевок оленеводов, посещается очень редко. Серебро почти не разрабатывалось. Одно время (при Александре III) ламуты пробовали заплатить ясак серебром, но сборщики ясака отказались, требуя традиционной пушнины. Ламуты обиделись и больше попыток не повторяли. Последние десятилетия месторождение не посещалось. Название горы Уваров приблизительно передает как Пилахуэрти Нейка, что в переводе значит: «Загадочно не тающая мягкая гора».
В качестве наиболее сведущего «эксперта» по месторождению Шитиков рекомендовал Константина Дехлянку, старейшину ламутского рода Дехлянка.
Сведения, полученные от Дехлянки, завершили собранное Уваровым описание горы. На водоразделе Сухого Анюя и Чауна «стоит гора, всюду режется ножом, внутри яркий блеск, тяжелая». По бокам свисают причудливой формы сосульки, наподобие льда, «который на солнце и огне не тает» (отсюда, по мнению Уварова, название горы).
Высота ее около двухсот аршин, на вершине или вблизи (непонятно) находится озеро, покрытое также какой-то нетаю-щей окисью. Конкретно гора расположена на речке Поповда, которая названа так по имени казацкого сотника Попова, оставившего когда-то свой след в верховьях Анадыря. Гора находится на краю леса.
У ламутов состоялось совещание, на котором они решили подарить гору советскому правительству. Уваров срочно дает телеграмму в Москву начальнику Геолкома и получает ответ: «Доставьте образцы за наш счет».
Уваров тут же приступил к организации экспедиции. Из имеющегося у него склада АКО он выдал подарки проводникам и снабдил экспедицию. Однако в дороге Уваров непонятным образом отбился от проводников, потерял снежные очки, ослеп и заблудился. Позднее, когда вновь состоялась встреча с проводниками, он попросил их привезти ему образцы, очевидно, уже отказавшись лично участвовать в экспедиции. Ламуты обещали привезти их осенью, приурочив посещение горы к сезонному циклу перекочевок.
Между тем Уваров собирал сведения о достоверности полученных им сообщений.
Неизвестно, откуда он узнал, что пограничниками была задержана в Чаунской губе баржа с серебряной рудой, которую «гнали морские чукчи». Баржа была затерта льдами и затонула. Оседлый чуванец Иона Алий сообщил, что в 1917–1920 годах в Маркове приезжал канадец Шмидт, собиравшийся «переправлять серебро с верховьев реки Анадырь». Чукчи отказались помогать пришельцу.
После революции Шмидт бросил дело и бежал на Аляску. То, что это было лицо реально существовавшее, подтверждалось и тем, что Уварову удалось поднять затопленную в одной из проток Анадыря баржу, принадлежавшую обществу «Шмидт, Петушков и Ю».
В конце 1932 года Уваров был снят с работы и очутился на Украине. Однако он утверждает, что образцы были привезены ламутами и сданы ими в контору АКО в Анадыре. Дальнейшая судьба образцов ему неизвестна. На Чукотку Уваров больше не возвращался. По непонятным причинам он хранил имеющиеся у него сведения более двадцати лет и только недавно занялся их опубликованием.
Разумеется, все рассказанное представляет лишь краткую сухую схему писем. В них очень много других, менее существенных доводов, заставивших Уварова в свое время поверить в реальность «серебряной горы».
Странное впечатление остается после прочтения писем Уварова. Нервный, возбужденный и в то же время цветистый стиль изложения выдает человека, верящего в правдивость высказанной идеи и несомненно когда-то и чем-то глубоко обиженного. Похоже также, что все эти двадцать с лишним лет, которые прошли после его отъезда с Чукотки, Уваров как бы просидел в консервной банке. Мы нарочно отставили в сторону очень многие наивные высказывания. Они вполне простительны человеку, который был на Чукотке двадцать лет назад. Главное, гора. Возможно ли, чтобы она существовала на самом деле?