(не) Твоя
Шрифт:
— А вот и наша "гулена", — слушать чужие оценочные суждения не мое
— Теть Нюр, вы что моей маме наговорили? — не собираюсь выслушивать ее оценочные суждения
— Вот, — соседка как обычно выбирает наступательную позицию, — посмотрите на нее! — ставит банку на стол, демонстративно обхватывая свою голову обеими руками, качает ею из стороны в сторону изображая маятник, несколько раз, — Божечки милостивый, всю ночь где-то шлялась, мать родную до могилы довела, а я виновата теперь…, - перебиваю ее
— Замолчите! — не замечаю как перехожу на повышенные интонации
— Мы
— Ничего не хочу от этой женщины! — первая мысль выхватить содержимое и разбить. Мужчина ловко уворачивается и блокирует мои попытки выхватить инвентарь.
— Успокойся, не до того сейчас, — мое лицо горит, кожа наверняка покрылась пятнами, — бульон мама твоя просила, не успеем уже приготовить, уверен, она от чистого сердца, — молча наблюдаю как банка отправляется в пакет.
Сдаюсь.
Пока едем до мамы узнаю подробности. Все очень скупо. По рассказам дяди Сережи мамочка приехала домой после смены. Детали когда именно ей стало нехорошо, он не знает. Значит, в порыве злости соседка сказала правду: у мамы есть проблемы с сердцем.
Едем в полном молчании, каждый из нас в своих мыслях, общих тем для разговора у нас с маминым знакомым нет.
Воздух тяжелый и напряженный.
Дядя Сережа первый нарушает молчание:
— Алена я не хочу давить и тем более учить тебя жизни, — он крепко сжимает одной рукой руль, второй ловко переключает передачи в механической коробке, продолжая, — ты не ночевала дома, с кем-то встречаешься?
Нервно кусаю губы. В горло будто насыпали песка.
— Я не из праздного любопытства, а к тому, что ты девушка юная, первая любовь может ослепить настолько что порой невозможно разглядеть истинное лицо предмета своего обожания, — к чему он клонит мне ясно, комментировать что-либо нет никакого желания. Это личное.
— Как мальчика твоего зовут? — перед глазами Алан. Ну какой он мальчик? Он взрослый, в нем точно есть метр восемьдесят роста, скорее уж здоровенная детина.
— Я не хочу с вами ничего обсуждать, — то что тетя Нюра приукрасила в своих рассказах и представила так, будто я гулящая и распутная, мне понятно. Но мамочка знает какая я. Ей я все и объясню. Оправдывается тот кто виноват. Я не считаю себя виноватой, скорее влюбленной и я не делала ничего противозаконного, чтобы оправдываться. Алан меня любит и я его тоже. Меня не волнуют суждения людей. Я не жертва и мне не нужно чужое одобрение на чтобы то ни было!
— Алена ты хорошая девочка и заслуживаешь самого лучшего, — несмотря на мое резкое высказывание, голос мужчины смягчается мужчина, он пытается выстроить диалог
— Ты одна у матери, она за тебя переживает, — вздыхает, сжимая руль пальцами, — хочу предупредить, будь осторожнее, не доверяй словам и обещаниям.
Смотрю в окно, Алан ничего мне не обещает, он просто меня любит. Мне этого достаточно, мы счастливы, когда придет время, поженимся. О чем мне еще мечтать?
В больнице в регистратуре все долго. Айлин несколько раз звонит, сначала сбрасываю вызов,
Убираю телефон в сумку, забывая про него на какое-то время. В мыслях мама, как она там в этой дурацкой больнице?
Урегулировав административную часть вопросов, нас провожают в палату.
Первое что бросается в глаза, это то что в палате с мамочкой в палате одновременно лежит несколько других женщин.
Войдя в палату, дядя Сережа ставит сумку около ее кровати, пакет с бульоном ставит на тумбочку. Мамочка поднимается, мы вместе выходим в коридор, под не совсем тихое шептание: "муж с дочкой приехали". Не замечаю куда испаряется мамин знакомый, пользуюсь его отсутствием начинаю тараторить:
— Мамочка, прости пожалуйста, — пытаясь усыпить ее бдительность, предвосхищая возможные вопросы, обнимаю первая, — а я у Айлин ночевала, это моя однокурсница я рассказывала тебе про нее, подумала что возвращаться вечером небезопасно, осталась у нее, — пожимаю плечами, — не успела перезвонить, — стараюсь не смотреть маме в глаза, мои щеки наверняка цвета спелого помидора
Мама вздыхает и обнимает мои плечи. Обнимаю в ответ ее хрупкое тело. Бедная моя мамочка, вряд ли она спала после смены, глаза красные, сосуды и капилляры выдают отсутствие сна.
— Как ты дочка? — она вздыхает и присаживается на скамью, обтянутую дерматином. Лицо у мамы бледное, беру ее холодную ладонь, сажусь напротив на корточки.
— Все хорошо, — она смотрит на меня пытается прочесть в моих глазах ответы на вопросы, а мне противно что скрываю Алана. Пока я не хочу вываливать на нее весь этот пласт информации. Сейчас не могу. Если бы мы были дома то я бы рассказала что люблю Алана Мимирханова, о том, что он самый замечательный парень на свете, как мне с ним хорошо и легко. Главное, что он меня любит и уже сейчас серьезные намерения. Когда предлагают жить вместе по — другому и быть не может.
Пока ехали, брат Айлин утром сообщил мне что в Астории я больше не работаю, насильно закинул в мою сумочку банковскую карту, при мне отправил сообщение с кодом. Я даже не успела сказать, что жить до нашей свадьбы все равно планирую с мамой. Будем с ним встречаться в этой квартире время от времени, уверена, у нас еще будет достаточно времени для выяснения приоритетов и намерений.
— Прости что заставила тебя поволноваться, но я обещаю что буду всегда звонить и предупреждать впредь
— Дочка, не нравится мне твои ночные смены, — с гордостью сообщаю
— Мамочка не будет больше ночных смен, — дядя Сережа подходит с пластиковым стаканчиком, у мамочки меняется выражение лица
— Тебя уволили? — глаза родительницы округляются, становятся похожи на два больших блюдца.
— Нет, я сама ушла, ты не волнуйся, сейчас главное твое здоровье, — дядя Сережа вручает маме чайный напиток.
Она благодарит и ставя чай рядом с нами на подоконник, переключает свое внимание на меня. Дядя Сережа давая нам время на разговоры, растворяется в больничных коридорах. Пока наблюдаю за ее неторопливыми действиями, еще раз убеждаюсь, моя мамочка такая хрупкая и в тоже время она самое дорогое что есть в моей жизни.