Не тяни леопарда за хвост
Шрифт:
— Могли бы и не утруждаться, мистер О'Коннелл. Я везде умею сама за себя постоять. Благодарю за угощение и за экскурсию в паб. Весьма и весьма любопытно. Приятно узнать что-то новое. Будьте здоровы и не забывайте об уговоре.
— Что вы, мэм! Никогда!
— Вы не имеете права ссылаться на меня в своих статьях.
— Понял, миссис Амелия. Если только... — поспешно добавил Кевин, — не произойдет что-нибудь из ряда вон и об этом не напечатают в других газетах. Я все-таки журналист, сами понимаете. Остаться в стороне от сенсации — значит предать
— Бог мой! Да вы как будто с Рамсесом сговорились! — Моему возмущению не было предела. — Ничего «из ряда вон» не случится, не надейтесь.
— Вы так думаете?... — Ирландец вдруг выпучил глаза, заалел всеми веснушками да как рявкнет: — Тысяча чертей!!! Я должен был догадаться, и точка! Ах ты, проныра! Змея подколодная!
— Да как вы смее... Кто?! Где?!
— Вон там! — Кевин ткнул пальцем через площадь. — Видите гигантский желтый зонт?
— Дождь идет, юноша, если вы не заметили. А в сырую погоду люди, как известно, нередко пользуются зонтами. Должна, однако, заметить, что знаменитый лондонский смог не дает возможности отличить желтый зонт от...
— Ой, только не нужно лекций, умоляю, миссис Амелия! Этот зонт не заметить невозможно. Он у меня как бельмо на глазу. Смотрите! У самого вашего дома, перед оградой! — рычал О'Коннелл. — У-у-у, кровосос! Так и вьется над добычей!
Вьется? Я бы не сказала. На самом деле ненавистный О'Коннеллу зонт тем и отличался от остальных, что не двигался с места. Мутный свет фонаря, падавший на ограду, не позволял рассмотреть саму «змею подколодную». Впрочем, даже не будь тумана, я бы вряд ли что разглядела. Желтый зонт и впрямь оказался гигантских размеров.
— Кто это? — Щурься не щурься, все равно ничего не видно.
— Минтон, кто же еще! Всюду свой нос сует! Зайдите-ка лучше с черного входа, миссис Амелия.
— Еще чего. Не стану я красться к себе домой, как ночной воришка. Бегите, бегите, мистер О'Коннелл. Не забудьте сразу же сменить носки и обувь, иначе простуда вам обеспечена. С вашим конкурентом я как-нибудь разберусь. Оставьте его в покое. Попомните мои слова, такое соперничество до добра не доведет.
— Но... миссис Амелия...
— Никаких «но»! Я найду управу на беспардонного репортера. Это мой конек, не забыли?
— Но...
Массивная парадная дверь особняка с треском распахнулась. На ступеньки легла дорожка яркого света, затем туда же выскочила длинная черная фигура.
— Пибоди-и! Ты где-е, Пибоди?! Проклятье!
Бедняга дворецкий, цепляясь за полу пиджака Эмерсона, пытался оттащить его от порога. Куда там! Целая армия дворецких не уняла бы в этот момент любящего супруга. Позабыв про шляпу, пальто, шарф или хотя бы зонт, Эмерсон скатился с крыльца и ринулся к воротам. Задвижка взбунтовалась против яростного насилия, и он устроил целое представление, застряв по ту сторону ограды. Исступленный топот, железный лязг прутьев и дикий рев, казалось, в клочья разметали туман.
— Пибоди-и-и-и-и! Да
— Прощайте, Кевин. — А О'Коннелла-то как ветром сдуло! Я обращалась к мелькнувшей вдалеке тени. — Уже иду, Эмерсон!
Напрасный труд. Вопли отчаявшегося супруга заглушали все остальные звуки в округе. Пока я пересекала площадь, желтый зонт пошел в атаку. Приняв нападение лоб в лоб (если не считать ограды), Эмерсон внезапно умолк. До меня донесся чужой высокий голос:
— Каково ваше мнение, профессор, по поводу?...
— Что ты себе думаешь, Эмерсон?! В такую погоду — и без шляпы!
Профессор изволил наконец обратить на меня внимание.
— Ах, вот ты где, Пибоди. Поразительная штука! Ты только взгляни... — После чего ухватился за громадный желтый зонт и крутанул его, точно колесо от египетской повозки. Нахальная личность, прицепленная к зонту неведомым мне способом, развернулась вместе со своим аксессуаром... и мне открылось ее лицо. Да-да, читатель, ее лицо! Репортер оказался дамой!
— Боже милостивый! Ну надо же! Я решила, что М. М. Минтон — это мужчина.
— Будьте уверены, я ничем не хуже, — прозвучал гневный ответ.
Прямо у меня перед носом зашелестели страницы репортерского блокнота. Чтобы зонт не мешал исполнению профессионального долга, журналистка прикрепила его к поясу. Манеры этой дамы оставляли желать лучшего, но ее изобретательность не могла не вызывать восхищения.
— Не сочтите за труд, миссис Эмерсон, ответить на вопросы, интересующие наших читателей. — Ну и энергия! Репортер в юбке без передышки снова ринулась в бой: — Во-первых, согласились ли вы вместе со Скотланд-Ярдом работать над делом об убийстве...
— Каким таким делом? Насколько мне известно, убийства вовсе...
— Амелия! — Столбняк профессора при виде женщины-репортера (больше как будто удивляться было нечему) длился недолго. Ухватив за руку, Эмерсон пытался протащить меня сквозь прутья ограды. — Не смей отвечать этой... этой персоне! — рявкнул он. — Ни слова, ни звука! Скажешь «да» или «нет», а эти шакалы... прошу прощения у юной дамы... насочиняют черт знает... невесть что! К тому же ты имеешь обыкновение распускать язык в самый неподходящий...
— Тысяча извинений, Эмерсон!!! Будь так добр, придержи свой язык. Позже поговорим. Наедине, если не возражаешь. Никакого интервью я давать не собиралась. Терпеть не могу, когда меня подстерегают и набрасываются на пороге собственного дома. Однако позволь заметить, что сквозь запертые ворота войти крайне затруднительно.
К концу своей возмущенной — но, согласитесь, справедливой — речи мне удалось протиснуться между Эмерсоном и журналисткой. Мисс (или миссис, бог ее знает) Минтон, спасаясь от спиц моего зонта, отступила. В прямом смысле, но не в переносном. От своих намерений настырная журналистка не отказалась.