Не убоюсь я зла (с илл.)

Хайнлайн Роберт Энсон

Он помотал головой.

— Для босса я буду раскрашивать тебя по-другому. Да и в любом случае, я не допущу, чтобы ты спала в краске.

— С моей кожей ничего не случится.

— Нет, дорогая. С твоей кожей ничего не случится, потому что я раскрашиваю тебя не часто, не сильно и не оставляю краску надолго — всегда проверяю, всю ли краску ты смыла и затем смазываю тебя. Но ты знаешь, и я знаю, и все знают, что бывает с девушками, которые слишком сильно красятся. Прыщики, угри, зуд, крапивница — ужас! Конечно,

мы будем раскрашивать тебя для босса с ног до головы — но не очень часто. И будем отмывать тебя дочиста, как только ты придешь домой. Это обязательно.

— Хорошо, сэр.

— Так что отскребай старую краску, а я пока разогрею пиццу.

Через несколько минут она выключила душ и спросила из ванны:

— Что ты сказал?

— Забыл. Большой Сэм остановился неподалеку. Пицца готова.

— Отрежь мне кусочек, будь дорогушей. Что он хотел? Денег?

— Нет. Приглашает нас. В воскресенье. Целый день медитация. У Гиги.

Она вошла в комнату, все еще обтираясь полотенцем.

— Целый день? Только мы четверо? Или вся его банда?

— Ни то ни другое. Будет семеро.

— Дорогой, — вздохнула она, — я не возражаю, когда ты одалживаешь ему пять долларов, которые ты никогда больше не увидишь. Но Большой Сэм не шишка, он всего лишь мелюзга.

— Большой Сэм и Гиги делят все, что у них есть, Юнис.

— Теоретически все это так. Но самый верный способ разбить этот круг — не входить в него. Особенно — в круг из семи. Ты уже обещал прийти? Впрочем, я могу стиснуть зубы и улыбнуться, если ты считаешь, что я должна это делать.

— Нет. Я сказал ему, что спрошу у тебя и дам ему знать завтра.

— И что ты хочешь, чтобы я ответила, дорогой?

— Я скажу, что мы не придем.

— Дорогой, мне кажется, ты не ответил на мой вопрос. Есть какая-нибудь особая причина, чтобы мы пришли? Может быть, там будет какой-нибудь критик? Или дилер? Если ты хочешь пойти туда из-за Гиги, то почему бы тебе не попросить ее попозировать в дневное время, когда я на работе? Она сразу же прибежит, виляя хвостом — видела я, как она на тебя смотрела.

Джо покачал головой и усмехнулся.

— Нет, поверь мне, дева… я не дал окончательного ответа на приглашение Большого Сэма, потому что так и думал, что ты не захочешь пойти. Я тоже не в восторге от Большого Сэма — у него плохая аура.

— Ну, слава Богу! Впрочем, мне там лишь один раз было скучно. Я люблю наблюдать за людьми.

— Хватай пиццу, взбирайся на трон. Разрисую тебе ноги, пока ты ешь.

— Да, дорогой.

Она взобралась на кресло для модели, держа пиццу в обеих руках. Затем последовало длительное молчание, прерываемое лишь чмоканием и грязными ругательствами, которые разделяли периоды его довольства-раздражения. Никто из них не замечал этих звуков: Джо Бранка с головой ушел в эйфорию творчества, Юнис же была поглощена ощущением того, что ее лелеют.

Наконец он сказал: «Спускайся» и подал ей руку.

— Можно посмотреть?

— Нет. Сперва раскрашу ребра и соски. Нет, не поднимай пока руки. Хочу хорошенько их изучить.

— Как будто ты и так не знаешь каждую складку на них.

— Замолкни. Хочу обдумать, как раскрасить их завтра. Наконец он сказал:

— Я все думал, не слишком ли шокирует босса твое появление в одной нейлоновой набедренной повязке? Теперь я знаю, что надо делать.

— И что же?

— Я нарисую тебе бюстгальтер.

— Но не испортит ли он картину, дорогой? Русалки ведь не носят бюстгальтеров.

— Думал над этим. Рыхлая эмфаза. Сделаю его из морских раковин. Знаешь, из таких плоско изогнутых, слегка шершавых.

— Извини, дорогой, но я не знаю. В Айове не так уж много морских раковин.

— Не важно. Морские раковины подчеркнут эмфазу, все символы будут к месту.

— Он усмехнулся. — Хорошенькая моя, я нарисую бюстгальтер из морских раковин так, чтобы босс не мог понять, настоящий он или нарисованный. Он проведет весь день, размышляя над этим. Если он сломается и спросит, значит, я победил.

Она счастливо рассмеялась:

— Джо, ты гений!

Глава 4

Когда доктор Бойл вышел из операционной, мистер Саломон встал ему навстречу.

— Доктор!

Бойл слегка замедлил нетерпеливые шаги.

— А, снова вы. Идите к черту!

— Непременно. Но подождите минутку, доктор.

Хирург едва сдерживал ярость:

— Послушайте, милейший, я оперировал одиннадцать часов с одним небольшим перерывом. Сейчас я всех ненавижу, а особенно — вас. Оставьте меня в покое.

— Я думал, что вам не помешало бы выпить. Хирург неожиданно улыбнулся.

— Где здесь ближайший бар?

— Примерно в двадцати ярдах отсюда, в моей машине. Она припаркована на этом этаже и забита австралийским пивом, как холодным, так и комнатной температуры. Есть и другие напитки. Виски, джин. Что вы предпочитаете?

— Честное слово, вы, янки, ублюдки этакие, знаете, как делать дело. Хорошо. Но сперва мне надо переодеться.

Он отвернулся. Саломон снова остановил его.

— Доктор, я осмелился распорядиться, чтобы вашу одежду упаковали в сумку и поставили в мою машину. Поэтому вы сможете выпить и переодеться разом.

Бойл усмехнулся.

— Вы действительно многое себе позволяете. Очень хорошо, если вы не боитесь, что ваша машина провоняет потом, я помоюсь и переоденусь у себя в гостинице.

Саломон не возражал. Когда они закрылись в машине, Саломон разлил пиво: настоящий «пинок кенгуру» — для хирурга и гораздо более слабое американское