Шрифт:
…Тело находилось внутри импровизированных носилок, наскоро сооруженных из старого одеяла.
Подтащив за края продолговатый куль к заднему бамперу белого фургона, ребята в масках небрежно притулили его на землю, бросив концы сверху. Один открыл дверцы, второй выкатил складные пластиковые носилки и установил их рядом с трупом, вровень с землёй. Затем вдвоём они вновь ухватили с обеих сторон ношу, ловко перекинув её на каталку, дёрнули кверху – приспособление должно было расправиться вровень с кузовом, но расправилась только та её часть, что находилась ближе к фургону, а другая отчего-то не сработала. Каталка перекосилась.
Голое тело вывалилось
Влажные от недавних слёз глаза девушки, не мигая, оценивали происходящее. Казалось, они фиксировали всё, отмечая будто по списку:
татуировка «кресты» – есть, три штуки, с куполами: зачтено;
волосы – отросшие, жидкие, примерно те самые – в наличии;
лицо – вздутое, бесформенное, невозможно идентифицировать;
горло – перерезано…
Парни, матерясь друг на друга, подхватили труп, приподняв его…
…на одной из ягодиц приметное тату: глаз, полноса, уголок губ…
Петух своё откукарекал.
За три месяца до этого
Через парк Вероника решила пойти, потому что так было ближе.
Галка увязалась за старшей сестрой на вечерний сеанс для выпускников, ну и черт с ней. День и без того прошёл кайфово. «Последний звонок» – это всё-таки тема! Для них с Галей, правда, до него ещё два года, но репетиция со старшеклассниками состоялась. Вообще жизнь прекрасна! Весна! Кругом цветы и воздушные шарики, атмосфера праздника и романтического предвкушения чего-то. Так что сопричастность с таинственным, можно считать, произошла успешно.
Аллея, ведущая вглубь, незаметно в сумерках перешла в тропинку, и звуки цивилизации доносились сюда уже с некоторым преломлением. Заметно прибавилось пустых пластиковых бутылок, а освещения, наоборот, стало значительно меньше, и девочке приходилось уже всматриваться прямо перед собой, чтобы не ступить ненароком куда-нибудь мимо. Они с Галкой иногда срезали здесь дорогу, чтобы не опоздать домой к часу Х, поэтому путь был знаком и даже привычен.
Где-то позади хрустнула ветка, но Вероника, ведомая вперёд на остатках праздничного адреналина, не обратила на звук внимания; а через несколько мгновений хруст повторился уже совсем рядом, и она просто не успела обернуться… – резкий удар в затылок, затем полная темнота и тишина…
Следующим её осознанным ощущением стала боль в голове. Она открыла глаза. Небо казалось желтовато-серым за сплетенными ветвями деревьев с молодой листвой. Она лежала на спине, на сыровато-пахучей прошлогодней траве, и что-то над ней довлело. Вероника потянулась рукой к ушибленному затылку, и тут перед её глазами возникло лицо, черты которого в сумерках словно плыли – худые, угловатые… страшные.
– Лежи тихо! – прошипело на неё сверху, и оттуда же пахнуло зубной гнилью с перегаром.
И тут только она почувствовала чье-то суетливое движение на себе, и ощутила свои ноги, широко, до боли, раскинутые в стороны… Она закричала.
В ту же секунду её горло сдавили, будто клещами. Она судорожно попыталась дотянуться ногтями до чужой омерзительной плоти где-то прямо перед собой, и в какой-то момент ей удалось это, но тут же получила сбоку сокрушительный удар, и все ощущения стали медленно угасать, притупляя боль и горечь, и обиду, уступая место жгучей ненависти, впечатанной в подсознание подобно последнему лучу заходящего за горизонт солнца.
«Сегодня было так солнечно…» – прошелестело в голове.
В самый последний момент, когда, казалось ей, уже всё закончено, в её лёгкие неожиданно снова ворвался воздух, обжигая всё внутри. Вероника хрипло закашлялась, попыталась перевернуться на бок, выдохнув одно лишь слово – «Мама!», но снова её истерзанное горло сдавили, и она уже ничего не помнила. Оставалось только желание покончить с этим кошмаром, здесь и сейчас. Пусть он перестанет терзать её, господи, зачем это всё…
* * *
«К Элизе. Бетховен».
Мысль медленно вращалась в пустоте, превращаясь в звук, в мелодию.
«К Элизе. К маме». Она вдруг поняла связь – эта мелодия была установлена в её телефоне на номер мамы. Было темно. А, нужно открыть глаза. Да, тот же сумрак зарождающихся белых ночей.
Вероника с трудом перевернулась на бок, и её тут же стошнило. Откашлявшись, она нашарила под собой свою маленькую сумочку и достала телефон.
– Алло, Ника? Ника, ты дома? Я тебя не слышу! Что-то со связью, я никак не могу дозвониться! Ника, если ты слышишь: мне пришлось остаться за Валю, у неё муж вечером ногу сломал, она попросила подменить её на несколько часов, пока в больницу его свозит. Меня на рабочем автобусе потом отвезут домой, ты не переживай, ложись спать… Отправлю эсэмэску ещё!
Она попыталась что-то сказать, но боль в горле была невыносимой. Прервав соединение, она написала в ответ текстом первое, что пришло в голову: «Услышала. Спокойной ночи».
Люди ноги ломают. Надо же, счастливые…
Лето она провела у родственников под Иркутском, у Байкала.
Официальной версией цветового месива на её лице и шее был несчастный случай в парке: на неё, дескать, налетел дикий лось, которые и раньше встречались в этих местах, но – слава богу! – всё обошлось. Прочие свои травмы Вероника ни с кем не обсуждала, даже с мамой, которая охала и ахала, глядя на дочь; поделилась только с гинекологом, да и то без эмоций, которые оставила психологу. Не детскому.
Порой её начинало буквально трясти от неконтролируемых наплывов воспоминаний: этот хриплый прокуренный голос, интонация с каким-то истерическим надрывом в тех редких фразах, что он на неё выдохнул вместе со смрадом курева и перегара; быстрые уверенные действия, жилистость и неимоверная жестокость… Он был гораздо старше. Намного сильнее. Действовал наверняка.
Она у него такая уже не первая. И даже, видимо, не вторая. И она не должна была снова задышать, судя по всему.
Встречаться с психологом Зоей Михайловной, к которой она записалась через интернет в Иркутске, стало если не удовольствием, то определенно полезным времяпрепровождением, несшим успокоение. Как-то Вероника поинтересовалась у неё:
– А правда, что под гипнозом человек может вспомнить то, чего он вроде бы и не видел? Ведь известно же, что наш мозг запоминает всё попавшее в поле видимости его бокового зрения, на бессознательном уровне?
– В некоторых случаях – да. Тебя что-то конкретное беспокоит?
Вероника заранее продумала, как ответить на подобный вопрос, чтобы не вызвать лишних вопросов:
– Мне не даёт покоя что-то, что было в том человеке… оно словно преследует меня – иногда мне кажется, что я вижу это нечто в каком-то постороннем встречном мужчине, и мной овладевает что-то похоже на панику. Мне кажется, что если бы я знала, что именно это было, то, наверное, перестала бы бояться. Мы же боимся, по сути, неизвестного?