Не верь, не бойся, не прощай
Шрифт:
– Пусти, – попросил Евгений, боясь пошевелиться. – Пусти, Антошка. Твоя мама не хочет…
Глаза Марины увлажнились так стремительно, словно все это время она едва сдерживала слезы, а теперь наконец решила дать им волю. Такие уж они, женщины. Евгений вспомнил маму. Она всегда неожиданно переходила от крика к рыданиям. Особенно в последние дни.
– Хочет! – воскликнул Антошка, продолжая обнимать колени Евгения. – Мама, правда, ты хочешь?
– Правда.
Это прозвучало как гром среди ясного
– Ты…
– Иди-ка ты в ванную, – велела Марина деловитым тоном, не допускающим возражений. – Я дам тебе свой халат, он большой. Я ведь девушка крупная, как ты успел заметить.
– И вовсе ты не крупная, – забормотал Евгений. – Нормальная.
– Нормальная?
– Я хотел сказать…
– Да, с комплиментами у тебя слабовато, – констатировала Марина. – Поэтому меньше разговаривай, больше делай. Марш в ванную!
– Вот такая она у меня, – шепнул Антон, то ли извиняясь за маму, то ли гордясь ею. – Чуть что, сразу «марш».
– И лучше мне не перечить, – предупредила Марина.
– Да, – подтвердил мальчик, – это точно.
– Сдаюсь. – Евгений вскинул руки. – Слушаюсь и повинуюсь.
Двадцать минут спустя, весь влажный и размякший, он сидел в кухне, ловил вилкой скользкие вареники с творогом, совал их в рот и рассказывал о своих вчерашних злоключениях. Пока речь шла о хождениях по району, лицо Марины сохраняло нейтральное выражение. Когда же на свет божий всплыли подозрительные личности с не менее подозрительными кличками, она поморщилась и покачала головой:
– Толян, Хюндай, Барсук… Ведь сразу же понятно, что отребье.
– Енот, – поправил Антошка, болтая ногами, не достающими до пола.
– Что? – наклонилась к нему Марина.
– Третье отребье звали Енотом, а не Барсуком. Правда, дядя Женя?
– В точку, – подтвердил Евгений. – От твоего внимания не ускользают даже мельчайшие детали.
– Ага, – согласился Антошка. – А что такое детали?
– Мелочи, – пояснила Марина. – И что было потом, когда ты угостил всю енотовидную компанию на мои денежки?
– Потом мы пошли к скупщикам. – Евгений почувствовал, как уши наливаются жаром. – У меня же якобы крест был при себе, дорогой. Видать, они на него позарились. Напали на меня. Навалились всей гурьбой. – Он покосился на притихшего мальчика. – Я б им не дался, конечно. Но один из них мне железякой врезал…
– Гад! – крикнул Антошка.
– Антон! – Марина постучала ладонью по столу. – Это что еще за выражения? Хотя… – Она кивнула. – Гад, конечно. И как ты мог с ними связаться, Женя?
– Я же не ради развлечения, – напомнил Евгений. – Я хотел бабушку найти… То есть Ольгу Матвеевну. Думал тряхнуть этих скупщиков как следует.
– Тогда бы ты мог вообще без головы остаться.
Поднявшись со стула, Марина принялась собирать посуду. Девушка больше не выглядела раздраженной. Простила, понял Евгений. У него отлегло от сердца.
– Ничего, – произнес он. – Я их еще поймаю!
– Кого? – Звякнув тарелкой о раковину, Марина обернулась. – Кого ты собрался ловить?
– Енотов этих, – сказал Евгений. – Ну и ценителей антиквариата.
– Да, поймай их! – восхищенно выпалил Антошка. – А кто это, ценители ант… анта…
На мальчика не обратили внимания.
– Чтобы я этого больше не слышала! – Марина погрозила Евгению мокрым пальцем. – Никаких карательных экспедиций, никакой партизанщины. Собирайся, мы идем в полицию. Пора дать делу законный ход.
– Мне тоже собираться? – спросил Антошка с надеждой. – Я хочу увидеть, что такое законный ход.
– Ты побудешь у тети Веры. Сонечка по тебе скучает.
– Не хочу к ним, мамочка! Сонечка постоянно капризничает, и у нее нет зубов.
– Зубы вырастут, – успокоила сынишку Марина. – Сонечка хорошая девочка.
Дискуссия не состоялась. Поупрямившись немного, Антошка отправился одеваться.
Евгений собрался быстро и заглянул к Марине, чтобы выяснить, когда они выходят из дому. Обернувшись на скрип двери, девушка посмотрела на него спокойно и холодно:
– Стучаться надо, Женя. Тут тебе не барак.
Он вздрогнул, как будто его кипятком ошпарили. На Марине ничего не было, кроме трусов и лифчика, который она застегивала, заведя руки за спину. Женское тело золотилось в солнечных лучах. Его нельзя было назвать миниатюрным, но оно было очень и очень женственным. В общем, впечатляющее зрелище.
Оставшись наедине с собой, Евгений пару раз ткнул себя кулаком в лоб: дурак, дурак! Он не знал, как держаться после этой двусмысленной сцены. Обидеться на упоминание о бараке? Сделать вид, будто ничего не произошло?
Дилемму разрешила Марина. Она вошла в бабушкину комнату, уже полностью одетая и даже благоухающая духами.
– Женя, – сказала девушка, – извини за резкость. Но, как видишь, я живу одна и не привыкла к мужскому обществу. И вообще, я стесняюсь своей фигуры. Корова, да?
– Нет, что ты! – воскликнул Евгений. – Ты очень даже красивая.
– Это у тебя после… после долгой изоляции. Тебе, наверное, сейчас все женщины красивыми кажутся.
– Вовсе нет, – ответил Евгений.
– Разве у тебя есть с кем сравнивать? – спросила Марина и, не дождавшись ответа, скомандовала: – На выход!
Вскоре, оставив Антошку на попечение соседки, Марина и Евгений вышли на улицу. Было безоблачно и довольно жарко, но не так, как в разгар лета, когда от зноя нечем дышать, а разогретый воздух создает эффект парилки, вызывая томительную дурноту и изнеможение.