Не верю!
Шрифт:
Когда в плейлисте будет играть «Король и Шут».
Когда будет казаться, что ничего не радует.
Когда будет понимать, что несчастна.
и некого в этом несчастье винить, кроме себя самой.
41
— Меня перенесла сюда любовь
Её не останавливают стены…
В нужде она решается на все.
И потому — что мне твои родные?
— Стоп! — закричала Ася, — Елисей, мы о чем вчера с тобой
Высокий тощий подросток нехотя поднял глаза на девочку рядом с ним.
— Не надо ничего изображать. Просто посмотри на её плечи, губы, посмотри, какого цвета у неё глаза, какие длинные ресницы…Смотри и говори.
Елисей посмотрел на Джульетту так, как будто увидел её в первый раз, заскользил глазами по её лицу и…покраснел. У девочки на щеках тоже вспыхнули два алых пятна.
— Ну наконец-то! — Ася воздела руки к потолку, — А теперь вот в этом самочувствии и говори текст! И не переставай смотреть на Полину. Ребят, ну почему я вам рассказываю, как надо влюбляться? Вы должны это в сто раз лучше меня знать!
— Твой взгляд опасней двадцати кинжалов, — в словах подростка вдруг зазвучало что-то острое, настоящее, и Ася замерла в радостном предвкушении. Неужели наконец удалось нащупать нужное направление?
— Взгляни… — Елисей вдруг запнулся на фразе, лицо выдавало судорожные попытки вспомнить, — взгляни…
— Нееет! — взвыла режиссер и вскочила со стула, — Только не сейчас! Я же просила выучить текст! Дети, вы что со мной делаете?!
И вдруг красивый мужской голос, низкий и чуть хрипловатый, продолжил текст за бедолагу Ромео:
— Взгляни с балкона дружелюбней вниз,
И это будет мне от них кольчугой.
Пальцы разжались, и на пол шлепнулись распечатанные листы пьесы, веером разлетевшись вокруг застывшей и резко побледневшей Аси. Этого не может быть. Она спит и видит сон! Медленно, не веря себе, она повернулась. В дверях стоял Дима. Девушка сразу заметила, что он постригся. Вместо вечно растрепанных прядей — стильно выбритые виски и короткий черный ежик. А в остальном такой же — извечная белая футболка под распахнутой курткой и джинсы. Красивый до ужаса — хоть сейчас на съемку в модном журнале. Смотрит прямо на неё — это так больно, оказывается, снова видеть это лицо, эти скульптурно вылепленные черты, эти четко очерченные губы, которые она столько раз целовала и которые целовали её. Везде. Зачем он на неё смотрит и почему взгляд такой… непонятный?
У Аси так безумно колотилось сердце, что она на мгновение испугалась, не станет ли ей плохо.
— Ася Владимировна, Ася Владимировна! — запищали её подростки, — пьеса упала! Надо же сесть на неё, иначе спектакль не получится.
Вот почему самые юные в театре всегда лучше всех знают эти нелепые приметы и строго требуют их соблюдения? Ничего хуже того, чтобы в присутствии Варламова сейчас попой плюхнуться на разбросанные листки, и не выдумаешь.
— Что же вы, Ася Владимировна? — с едва уловимой насмешкой произнес Варламов, — Не соблюдаете театральные традиции?
А не пошел бы он? Ася никак не могла понять, что Дима тут делает, и невероятно злилась на себя за то, что так на него реагирует. Ну вот зачем, зачем?! У неё только стало
Стараясь казаться спокойной, она нервно улыбнулась своим актерам, сгребла листки пьесы в кучку и демонстративно села на них, не глядя на парня. Варламов же по-прежнему стоял на пороге, независимо расправив плечи и сунув руки в карманы.
Если бы Ася набралась смелости и внимательно посмотрела на Диму, она бы заметила бешено колотящуюся жилку на шее, прикушенную губу и поняла бы, что парень далеко не так спокоен, как пытается казаться.
От волнения у него взмокла спина под курткой, ужасно пересохло во рту и мелко тряслись руки, которые пришлось спрятать в карманы, чтобы не выдать себя. При взгляде на Асю внутри начинало что-то болеть, как будто с едва поджившей ранки сдирали корочку. Он так устал за этот месяц без неё, что готов был простоять целую вечность, глядя на девушку. Хотел же дождаться, пока у неё кончится репетиция, но прошел мимо открытых дверей — и пропал. Замер, как завороженный, жадно впитывая в себя её голос, смех, лаская взглядом изящную спину и небрежно подколотые каштановые пряди, открывающие стройную шею. Он так соскучился по её искренности, эмоциональности, настоящести — по сравнению с Асей все остальные девушки казались какими-то картонными. И Дима сам не ожидал, что в памяти вдруг всплывет текст роли, которую он играл лет восемь назад, и он автоматически продолжит фразу за мальчишкой. Может, это было не совсем правильно. Но раз начал…
Дима слегка усмехнулся, глянув на замерших, как суслики, любопытных подростков, перевел взгляд на Асю и продолжил:
— Меня плащом укроет ночь. Была бы
Лишь ты тепла со мною. Если ж нет,
Предпочитаю смерть от их ударов,
Чем долгий век без нежности твоей.
Он говорил негромко, но сильный голос заполнял весь зал так, что, казалось, даже воздух вибрирует. Это была не обезумевшая подростковая страсть, а зрелое выстраданное чувство. Любовь в каждом слове, во взгляде, в интонации.
Он подошел к Асе, которая по-прежнему сидела на полу. Взгляд девушки теперь упирался в крепкие мужские ноги, обтянутые джинсовой тканью, и она слегка покраснела.
— Ася Владимировна, ну отвечайте, вы же знаете текст! — зашептал ей кто-то из девчонок. Для них это все, конечно, выглядит сейчас, как красивая сказка, ожившая история. Ну ладно, почему бы не поддержать веру в чудеса. Тем более, что текст Шекспира идеально подходил к ситуации.
— Кто показал тебе сюда дорогу? — сухо и немного зло процедила Ася. Дима протянул ей руку, она нехотя приняла помощь — колено еще не настолько слушалось, чтобы легко вскочить самой — и оказалась нос к носу с Варламовым. Дернулась, но он крепко держал её руку.
— Ее нашла любовь. Я не моряк,
Но, если б ты была на крае света,
Не медля мига, я бы, не страшась,
Пустился в море за таким товаром.
Девочки дружно выдохнули и в восторге закатили глаза, а мальчики ревниво рассматривали непонятного мужика, рядом с которым их боевая руководительница так растерялась и стала похожа на маленькую девочку.
— Ася Владимировна, а кто это? — наконец не выдержал Елисей.