Не время для одиночек
Шрифт:
…Славка Муромцев и Женька Шухин, командир "Стальных волков", сидели внизу, в вестибюле, расстегнув куртки и положив шлемы на пол между ног. На звук шагов Райко они обернулись. Лицо Женьки пересекала длинная царапина, смешно смазанная бактерицидкой. У Славки угол нижней губы зажимала скобка.
— Догнали? — быстро спросил Райко, останавливаясь рядом. Славка усмехнулся здоровой стороной рта — именно к нему бросилась за помощью Элли, но и он опоздал. Вместе со "Стальными Волками" он явился в Стрельцово, когда оттуда уже вытягивался хвост банды. Началась драка, даже со стрельбой,
— Ушли, — так и сказал Женька и пристукнул каблуком в пол — звонкий щелчок понёсся по залу, и Женька смутился и покраснел, как его галстук.
Из перевязочной вышел один из пионеров Шухина, и тот заторопился, отвезти его домой — у парня была разбита свинчаткой голова. Славка остался сидеть — и Райко подсел тоже.
— Почему она поехала к тебе? — хмуро спросил он.
— Колька — мой друг, — слегка косноязычно ответил Муромцев. Райко не сдержал удивления:
— А?!
— Да. Хочешь вынести это на обсуждение совета отряда? — Муромцев смотрел то ли неприязненно, то ли насмешливо, и Райко ответил искренне:
— Глупости. Знаешь, а он… он поступил, как настоящий…
— …идиот! — взорвался вдруг Славка и прижал к губам ладонь. Зашептал: — Он поступил, как идиот. Как Ветерок. Как последний… сссс… и мы в этом виноваты тоже.
На первый взгляд в словах Муромцева не было логики. Но Райко, помедлив, кивнул. Он на самом деле понял, что к чему — или, по крайней мере, был уверен, что понял. Он хотел это сказать, но дверь хлопнула — и под возмущённый окрик дежурной медсестры в вестибюль вбежала Элли. Огляделась невидяще — и бегом, да что там — почти что прыжками, ринулась к лестнице, ведущей в палаты.
Наркотическое забытьё, призванное охранить от боли, было ужасно. Колька всё понимал, всё осознавал, но не мог очнуться. Иногда из черноты вокруг с грохотом выезжал дорожный каток, и, медленно, неотвратимо вырастая, накатывался всей тяжестью на беспомощного юношу. Он, этот каток, проходил, оставляя боль в раздавленном, но почему-то ещё живом теле — и Колька в смертельной тоске силился закричать, но его не слушались ни тело, ни язык, ни глаза. Он думал, что это смерть, и смерть была ужасна именно своей бесконечностью и безнадёжностью. Навязчиво вспоминалось где-то читанное или слышанное —
Клинком сошёлся свет На остром сколе льда… …на сотни тысяч лет — Тяжёлая вода…Вечность спустя в этой ужасной тьме появился свет. Похожий на свет свечи… да нет, это и была свеча — её держала в руке девушка с неразличимым лицом, но фигурой, словно бы сотканной из белого сияния. Колька не мог разглядеть — кто это, во что она одета… Он просто знал, что, если сможет дойти до неё, до свечи в её руке — он будет
Он дотянулся. И открыл глаза…
…Над ним был белый потолок. Рядом, в кресле, сидел знакомый мальчишка — вроде бы Колька его помнил. Мальчишка опустил номер "Костра", который читал. Встретился взглядом с Колькой, глаза расширились, рот приоткрылся, мальчишка уронил журнал и крикнул в сторону второй кровати, на которой кто-то лежал:
— Он в себя пришёл!!!
Потом — нажал кнопку на пульте. Колька хотел подтвердить, что да, пришёл, всё в порядке… но ему внезапно стало очень-очень хорошо, потому что, уплывая обратно в сон — уже обычный сон — он увидел склонившуюся над ним девушку. И теперь он мог различить лицо, которого не видел там — лицо Элли.
— Ты… была… там… — одними губами произнёс он, стараясь удержаться в сознании для того, чтобы договорить, обязательно договорить! — Ты… там… была… ты спасла… меня… Я помню…
6.
Больше всего Колька удивился, когда узнал, что за те четыре дня, что он был без сознания, у его постели дежурили, сменяясь каждые четыре часа, ребята изо всех отрядов Верного. Ну, он бы понял ещё, если бы Славка. Ну, пусть ещё кто-то из его знакомых, которые, может быть, даже считали себя его товарищами. Но — двадцать четыре человека, из которых три четверти он только в лицо и знал, и то плохо!
— Элли, — по-тихому сообщил Славка, когда принёс фрукты, — тут сидела все четверо суток. Спала вон — на соседней кровати. Не отходила от тебя.
Колька была ещё очень слаб и почти неподвижен — и теперь почувствовал, что у него мокрые глаза. А Славка, как ни в чём не бывало, продолжал:
— Ребята хотят сместить Райко. Говорят, что всё это из-за него. Из-за вашей ссоры…
— Что? — сразу нахмурился Колька. — Вот уж чушь… Я сам виноват. Я теперь… теперь кое-что понимаю. А Колька тут совсем ни при чём. Так и скажи всем.
— А ты… — Славка не договорил, только ухмыльнулся весело. Колька поспешно, чтобы не впасть в нелепые нежности, спросил:
— А Элли сейчас где?
— Придёт скоро, — не проясняя ситуацию, сказал Муромцев. И почему-то заторопился. — Вот тут витамины, лопай и поправляйся, а я ещё зайду, поговорим…
Колька, проводив его взглядом, осторожно пошевелился, прислушиваясь к своим ощущениям. Кроме невероятной слабости — ничего неприятного вроде бы… колдовство какое-то. Он счастливо улыбнулся (нет никого, никто не увидит же) и понял вдруг, как страшно было бы умереть — умереть сейчас, когда так здорово обошлось с Эдди, когда появился друг…
— А вот возиться лишний раз пока не надо, — послышалось добродушное бурчание, и Колька ошалело и даже несколько испуганно вжался в подушку. В дверь палаты… вошёл? Нельзя было так сказать, это слово — слишком маленьким было для появившегося человека… В общем, в палате очутился огромного роста атлет, белый халат на которого, видимо, шили по спецзаказу. Лицо гиганта пересекал странный П-образный шрам. Не обращая внимания на изумление Кольки, вошедший проверил что-то на аппарате в углу и только после этого повернулся к юноше: