Не время для одиночек

Верещагин Олег Николаевич

Славка потёр лоб и вздохнул. Потом хмыкнул и засмеялся тоже. Сказал нарочито громко, чтобы точно услышали за дверью: "Идиоты!" — и побежал обратно по тропинке. Надо было спешить, чтобы самому-то не опоздать.

Ему было хорошо. Непонятно, почему — а анализировать свои чувства он сейчас ну совершено не желал…

… - Я совсем не такой, прости меня. Не похож на героя поэм. И глаза мои — серо-зимние — Жизнь видали другую совсем. Не мальчишеский груз на плечах ношу И не знаю, чем пахнут цветы… Об одном я только тебя прошу: Научи меня верить, как ты! (1.)

1. Стихи А.Мартынова.

Колька умолк и слышал, как рядом вздохнула Элли:

— У тебя не серые глаза… И почему стихи такие грустные?

— Их сложил один поэт… почти неизвестный. Точней, он так и не успел стать известным, — Колька поерошил её волосы. — Он был офицером Конфедеративных

Рот и погиб 24 июня 28 года Серых Войн… Знаешь, что случилось в этот день?

— Войска Империй взяли Шамбалу (1.), — тихо откликнулась Элли.

1. Город, основанный на берегу Тибетского Моря в 5 г. Безвременья приверженцами религии Бон, местопребывание последнего далай-ламы. На протяжении всего периода Серых Войн был "духовной столицей" всех сил Азии, противостоявших Империям, центром человеческих жертвоприношений, рабо- и наркоторговли и людоедства.

— Да. Он предчувствовал свою смерть, видно по стихам. И всё равно пошёл в бой… — голос Кольки был печальным. — Я иногда думаю, сколько же людей… — он не договорил.

— Отец был совсем мальчишкой, младше нас. Он участвовал в боях за Шамбалу, был офицером инженеров… — по-прежнему тихо сказала Элли. — Он рассказывал, что, когда они взяли Дворец, то пошёл дождь. Чистый дождь, они такого в тех местах никогда не видели. Настоящий ливень. Шёл, шёл и шёл, а потом разом вышло солнце, яркое-яркое… А ты воевал, Коль?

— Я? Почему ты так решила? — Колька повернул голову и всмотрелся в почти неразличимое в темноте комнаты лицо девушки.

— Я не знаю. Мне так показалось… Ты что, не хочешь вспоминать?

— Да нет, просто ерунда… — Колька пошевелился, чтобы лечь удобней. Элли положила руку ему на грудь. — Не война, так… Гробокопатели, разные мелкие бандюги… В тайге такое бывает. Да ну, ерунда. Тут много кто успел пострелять.

Он говорил отрывисто, неохотно, и Элли поняла, что всё-таки ему не слишком хочется обо всём этом рассказывать. С чисто женской мудростью девушка решила сменить тему и потянулась полураскрытыми губами к губам Кольки…

… - Ты не считаешь, что мы сделали глупость? — тревожно спросил Колька, когда смог оторваться от губ Элли. Девушка вздрогнула — он ощутил:

— А что тут такого? Нам не по десять лет…

— Я не об этом, Элли, я тебя люблю — я это сказал, я это повторю где угодно и перед кем угодно… А ты? Ты?

— Если бы не я… Мы бы сейчас летели… то есть — плыли… короче говоря, возвращались бы домой и мило болтали. А мы лежим здесь…

— …мило болтаем, — завершил Колька с вернувшимся к нему обычным своим юмором.

— А ты можешь предложить ещё что-то? — коварно-вкрадчиво спросила Элли. — Я, например, уже отдохнула.

— Я вообще-то тоже… А?.. — Колька повернулся на бок.

— Подожди немного, — попросила девушка. — Дай я на тебя посмотрю.

— Темно же, — хмыкнул Колька.

— Это не важно, — в голосе девушки прозвучал отчётливый лёгкий смешок. — Дурачок. Не важно. Я всё равно вижу тебя.

6.

Лёжа на кровати, Колька перечитывал недавно изданное "Слово Одноглазого" — найденное в руинах древнего Туле, это предсказание предписывалось не кому-нибудь, а лично Одину, с которым историки ещё не разобрались: кто он был на самом деле и какую роль играл в истории мира до того, как стал северным богом? Поэма увлекала, она казалась — зримо! — рядами древней дружины, отчеканенной из стали, строки выстраивались, как ряды могучих витязей…

— Я вижу, будет Иное время. Иные люди Придут на смену Живущим ныне. Закон иной, Иные речи. И именами Уже иными Звать будут люди Землю и зверя, Звёзды и воды. А наша сила Лишь в песне будет… Лишь в песне, Славе и добром слове. Да, может, в крови, Что будет в жилах Тех, неизвестных Потомков Асов Кипеть бурливо, Лишать покоя — Как тех, кто ныне Живут на свете. И гром небесный, И воды в реках, И ветер быстрый, И мир незримый — Все силы света Те, что родятся На смену ныне Живущим людям, Служить заставят! И будут — боги… Но будут — люди! Ошибок наших, Нечестья злого, Вражды без смысла, Кровавых распрей Не повторяют…

Колька перелистнул несколько страниц, повёл взглядом…

…Сила в руках их Погасит солнца И вновь зажжёт их, И в щебень горы Стирать поможет. Отступит море, Сады покроют Жилище рыбы, И голод больше Входить не будет Незваным гостем В дома людские!..

Что знал о будущем в своём настоящем — недобром, сейчас уже известно, что недобром, в сотрясаемом чудовищной войной и природными катаклизмами мире под стремительно приближающейся луной-Перуном — писавший это человек? Сколько непокорной силы и неколебимой веры в этих строках… Колька снова перевернул листы…

…Но

силы этой В чужие руки Тех, кто живёт лишь Мечтой о крови, О страшной бойне, О пире копий — Не дай ни капли! Коль силу злобе Служить заставят — Погаснет солнце И не зажжётся Уже вовеки. И горы рухнут В себя бесследно. И на равнинах, Костями полных, Не хлеб высокий Взойдёт из почвы — Взойдут болезни, Отродье Хели! Не дети будут Играть у дома — А только волки В ночи завоют Среди развалин На радость ночи, В потеху злобе. Безумна сила, Что без рассудка. Но много хуже, Когда рассудок Холодной злобой По край наполнен, Как чаша — ядом В пиру бесчестном. Что зло измыслит, Приросши силой?! Лишь зло — стократно! Гад болотный, Опившись кровью, Стократ раздувшись, Родит орла ли — Иль гада тоже? И зло затем же На свете дышит: Себя лишь множить, Себя лишь сеять, Себя лишь холить — На горе людям, Богам на горе, На горе миру, На горе небу! Кто, злу предавшись, Измыслит силу Ему прибавить — Злом будет пожран, Навек исчезнет. Никто не скажет О нём по смерти: "Лежит достойный! Он жил отважно И умер честно, Как надо мужу!" Живи для мира — И мир ответит Тебе тем добрым, Что ты отдал. Отдай — получишь. Укрой в печали — Тебя укроют. Корми голодных — Отступит голод И от тебя же. Будь честен с другом — И будет честен Весь свет с тобою. До лжи врагу ты Не унижайся. И помни твёрдо, Что Червь Великий Себя глотает, Терзает вечно — И злые так же. Их дни — лишь мука. Их годы — смерть лишь. Себя терзают, Своею злобой И самым первым Себя зло губит! Кто зло карает — Тот дорог людям. Злу не спускай ты! И помни — хуже Зло сотворившего Злу попустивший! Зло простивший — Убийца, худший Отцеубийцы!..

Колька заглянул в конец. Он уже читал эту книгу, но тянуло перечитывать снова и снова…

…Час нашей смерти Написан Асам За наши злые Дела и мысли. Не для людей тот Означен жребий. Жить будут люди! И в мире новом Себе построят Такое время, Какое Асам Лишь сниться может. Но пусть запомнят Навечно люди: Свой час крушенья Ко всем приходит, Кто честь меняет На хитрость злую, Кто блеском злата Счастлив больше, Чем блеском звёздным, Кто силу множит, Глумясь над слабым, Кто слово ценит По весу ветра! Час последний Тех не минует! Дни наши в мире Исходят ныне. Дни ваши, люди — Ещё в начале. Не совершите Ошибок наших! Я, Одноглазый, Так говорю вам! Никто не знает, Какая участь Нас ожидает На склоне жизни, Но знаю точно: Живи достойно, В союзе с честью — И будешь счастлив Ты в мире этом!