Не время Людей
Шрифт:
Пока Олег обходил кабинеты, кровь жертв заполнила почти весь пол коридора, частично впитываясь в ковровую дорожку, частично смешиваясь.
— Зачем вы это со мной делаете! Отпустите меня! Что вам нужно? — кричал директор самые распространенные фразы в любом голливудском ужастике, пока Олег волочил его за ногу по коридору к центральному залу второго этажа, стараясь попутно посильнее запачкать в крови. На взгляд Олега ответы на эти вопросы, как и в каждом ужастике, достаточно очевидны, но зато он начал подозревать, что нашел главного сценариста Голливуда.
— Садись, — Олег поместил измазанное в крови
— Я не знаю! Правда! Я всего лишь директор. Неужели вы думаете, что если я здесь руковожу, то сразу все знаю?
— Именно так я и думаю.
— Что за глупость, надо было оставить в живых кого-нибудь из техников. Я просто директор, меня сюда по знакомству назначили! — тело ценирца била мелкая дрожь, голос ломался, налицо имелись все признаки истерики. Все смотрелось настолько натурально, что Олег бы обязательно поверил, если бы точно не знал, кто перед ним.
— Хватит выделываться, вы — Инк Занга — по всеобщему признанию самый лучший директор Накопителя за последние пятьсот лет. Начинали с простого техника, прошли все ступени карьерной лестницы, не ваша вина, что на время вашего директорства пришелся кризис. Последние годы все в накопителе держится на вашем энтузиазме.
— Я вижу, вы навели справки, — дрожь тут же прекратилась, перед Олегом сидел почти спокойный, властный, уверенный в себе ценирец.
— Ну вы же тоже наверняка знаете, кто я?
— Знаю, мы даже несколько раз готовили оборудование на арене, чтобы принять ваш остаточный информационный носитель. Вы интересный объект, Олег, идеально подходите как ресурс для управляющей программы дальнего автоматизированного космического разведчика — узкий кругозор, упертость, не удивляетесь тому, чего не знаете, не паникуете…
— Вот и не надо меня недооценивать, тем более что сейчас мой кругозор немного расширился. Мне приятны ваши комплименты, но я подозреваю, что вы тянете время, которого у меня нет. А я должен быстро узнать, как очистить все ваши накопители информации от наших остаточных информационных носителей. Я правильно выражаюсь?
— Да, но это невозможно — система надежна, дублированием защищена от стирания и переполнения.
— Мы теряем время, Инк!
Движением руки Олег сбросил на пол с соседнего стола вычислитель, распластал и шнурами привязал к столу тело Инка. Оторвал от одного из шнуров разъем для подключения к системному блоку вычислителя. Теперь у Олега в руках был провод, один конец которого надежно с помощью вилки подключался к розетке, зато с другого конца болтались два оголенных провода. Олег разорвал на груди Инка остатки окровавленной рубахи, и медленно приблизил к голому телу металл провода.
— Начнем с простого, без затей. Посмотрим, как вы воспримете 220 вольт!
Директор продержался всего три секунды, в течение которых он стиснул зубы, забился всем телом, сжал ладонями края стола, после чего зал огласил первый вопль. Многократно отраженный эхом, он наполнил все помещение и затерялся в его углах только спустя пару секунд после того, как Олег убрал провод от груди Инка. Тело директора еще некоторое время содрогалось, дышал он неровно, на лбу появились капельки пота, на груди образовалось покраснение. Неплохая реакция, а ведь Олег планировал в случае необходимости применить намного более жестокие пытки.
Для закрепления успеха Олег повторил процедуру еще трижды. Теперь директор уже не пытался сдерживаться, а кричал сразу, извивался, пытаясь отсрочить прикосновение к телу провода, и на Олега теперь, сквозь слезы, смотрел уже не тот горделивый и уверенный в себе начальственный взгляд. Теперь в глазах читалась угодливость, покорность. Все это время, пока продолжался крик, Олег по-черному завидовал Инку. Это какую же надо прожить длинную, безбедную и счастливую жизнь, чтобы в конце ее так орать из-за такого пустяка! Наверное, у него никогда не болела душа, разрывающаяся сейчас у Олега внутри в сотню раз более сильным криком. Еще бы, он планировал уничтожить миллиарды душ, среди которых великие ученые, полководцы, художники, музыканты — весь цвет того, что создала за тысячи лет земля. И крик Инка, казалось, ненадолго способен был заглушить этот крик души. Или, хотя бы, сделать его не таким заметным. Вот почему он повторил процедуру еще дважды, даже после того, как в ней отпал смысл. Самым страшным в его решении было отсутствие возможности посоветоваться с кем-либо, переложить часть ответственности на того, в ком уверен, кто подтвердит правильность твоего пусть обновленного и гениального, но принявшего такое решение самостоятельно, мозга. Хотя почему, когда-то был человек, в мнении которого Олег никогда не сомневался. Правда, было это уже давно, и был это совсем другой Олег.
— Стоп, передышка, — Олег убрал провод, — учимся пользоваться возможностями вычислителей Накопителя.
— Здравствуй дед!
— Олежка? — голос деда в наушниках звучал именно так, как сохранила его память. — Слава богу, «скорая» успела! Я тебя не вижу, что-то с глазами, я вообще ничего не вижу. Странное чувство. Как будто погрузился в сумерки, в немую тишину и в неописуемое согласие. Нет ни тела, ни боли, ни чувств.
— Нет, дед, «скорая» не успела.
— А я не умер? Я помню удушье, сильную боль.
— Ты умер, дед.
— Плохая шутка, внук. И что это, тот свет? Загробное царство? Где апостолы Петр и Павел? Где ворота рая, или уж там геенна огненная? Я — материалист, но здесь нет ничего! Полная пустота, в которой сейчас слышится только твой голос. Простейшее начало, молчащая пустота.
— Да, тут с тобой не поспорить.
— Подожди, а ты, получается, тоже умер?
— Пока нет, дед, но скоро ожидаюсь. Это все научные штучки. Впрочем, одна хорошая новость у меня для тебя есть — душа все же существует. А теперь об остальном, — и Олег вкратце попытался рассказать о ставшем ему известным устройстве мира.
— Да, дела, внук. Вроде получается, что и душа у меня есть, а не рай, не ад ее не ждет?
— Да, дед, в лучшем случае, учитывая твою специализацию, управление какой-нибудь автоматической чертежной машиной. Но вряд ли после программирования твоя душа это осознает.
— И долго я здесь жду своей очереди?
— Да уж двенадцать лет.
— Странно, а для меня здесь времени вообще не было. Наиширочайшая пустыня, гладкая и неизмеримая. Как будто только что с бабкой «скорую» вызывали.