Шрифт:
Не выходи из комнаты, не совершай ошибку.
Зачем тебе Солнце, если ты куришь Шипку?
В сотый раз повторяю одно и то же.
За
Только в уборную – и сразу же возвращайся.
Ночью тихо. Тихо и темно. И это меня стремает сильнее остального. Я не боюсь темноты. И тишины тоже не боюсь. Но что-то в них меня останавливает, тревожит… Я нахожусь за дверью всего лишь один удар сердца, и за это короткое мгновение мое тело пустеет, холодеет, готовое шлепнуться куклой на пол, и я торопливо закрываю двери, прячась от непроглядной черноты коридора моей квартиры…
… или того, что в ней.
Этого оказалось бы достаточно, если это чувство не казалось мне более полным и расширенным по сравнению с “пустотой” и “холодом”. Я бы сказала, это – чувство опасности. И я чувствую себя в опасности даже когда мое тело оказывается ровно в промежутке между кухней и комнатой – этим маленьким участком стены, который приходится мне обходить по коридору и, несмотря на то, что из обеих комнат на меня попадает свет, я ощущаю всем телом что-то на себе, от чего не могу избавиться, не спрятавшись под лампой или за дверью.
Будто что-то находится не только в этом темном углу или за моей спиной, вне зоны
Что может быть причиной, я понятия не имею. Банальный ли страх неизвестности, ведь квартира большая, и одна комната не в употреблении, кто знает, что там может находиться?
Вдох. Резко опускаю ручку, шагаю в темный коридор, тянусь к выключателю на кухне и прячусь за границей, разделяющей полы кухни и коридора. Зажатость исчезла, я медленно выдохнула, и свет надо мной зажегся.
Что-то шевельнулось в темном коридоре: я увидела это короткое удаляющееся движение в зеркале. Я, вздрогнув, замерла, почувствовав быстро колотящееся сердце под ребрами. Там что-то было. Я прижала ладонь ко рту, придавив к зубам дрожащую губу, и шагнула вперед, ожидая, что воздух шевельнется и явит мне безобразное существо с тяжелыми лапами и зубастой мордой, мы встретимся взглядами, и все – я погибла, оно заберет меня в свою страну черноты, вылижет мои внутренности, следя за агонией в моих глазах, а я буду лежать тихо, не в силах издать ни писка от крепко сжимающих меня тисков смерти и нестерпимой боли в каждом уголке моего тела, и наконец умру с застывшим на лице выражением ужаса.
Конец ознакомительного фрагмента.