Не жалейте флагов
Шрифт:
– Тут я вас покидаю, – сказал Безил. – Схоронитесь гденибудь, пока не подадут состав. Если кто заговорит с вами – читайте молитву и перебирайте четки.
– У меня нет четок.
– Тогда размышляйте. Уйдите в себя. Только не открывайте рта, не то вам кранты.
– Я напишу вам из Ирландии.
– Лучше не надо, – жизнерадостно ответил Безил. Он повернулся и тотчас растаял во мраке. Эмброуз вошел в здание вокзала. Несколько солдат спали на скамьях, в окружении вещевых мешков и снаряжения. Эмброуз нашел угол, еще темнее окружающей тьмы. Здесь, на упаковочном ящике, в котором, судя по запаху, перевозилась рыба, он дожидался
Рэмпоул был не холостяк, как полагали многие его одноклубники, а вдовец с долгим стажем. Он жил в небольшом, но солидном доме в Хэмпстеде и держал в услужении старую деву – дочь. В то роковое утро дочь вышла проводить его до калитки, ровно в восемь сорок пять, как было у нее за обычай уже бессчетное множество лет. Рэмпоул остановился на мощенной каменными плитами дорожке и обратил внимание дочери на почки, которые лопались, куда ни глянь, в его маленьком садике.
Смотри на них хорошенько, старина, листьев тебе не видать.
– Я вернусь в шесть, – сказал он.
Какая самонадеянность, Рэмпоул, кто может сказать, что принесет день? Этого не скажет ни твоя дочь, – не растроганная разлукой, она вернулась в столовую и съела еще кусочек тоста, – ни ты сам, поспешающий к станции метро «Хэмпстед».
Он предъявил служащему у эскалатора сезонный билет.
– Послезавтра мне надо возобновить его, – любезно сказал он и завязал узелок на кончике большого белого платка, чтобы не забыть.
Без нужды тебе этот узелок, старина, тебе уже никогда больше не ездить на метро со станции «Хэмпстед».
Он раскрыл утреннюю газету, как он делал пять дней в неделю бессчетное множество лет. Он обратился сперва к Смертям, потом к отделу писем, потом, с неохотой, к новостям дня.
В последний раз, старина, в последний раз.
Полицейский налет на министерство информации, как и множество других аналогичных мероприятий, ничего не дал. Первонаперво людям в штатском с величайшим трудом удалось прорваться через проходную.
– Мистер Силк вас ждет?
– Надеемся, нет.
– Тогда я не могу вас пропустить.
Когда наконец их личности были установлены и им разрешили пройти, произошел смутительный эпизод в отделе религии, где они застали одного только протестантского священника, какового, не разобравшись вгорячах, и поспешили взять в наручники. Им объяснили, что Эмброуз по неизвестной причине на службу не явился. Двух полицейских оставили его дожидаться. Они весь день сидели на месте, разливая мрак по всему отделу. А люди в штатском проследовали в комнату Бентли, где их встретили с величайшим чистосердечием и обаянием.
Мистер Бентли отвечал на все вопросы так, как и подобает добропорядочному гражданину. Да, он знал Эмброуза Силка и как коллегу по министерству и в последнее время как одного из авторов издательства. Нет, последние дни он почти не притрагивался к издательским делам – был слишком занят всем этим (объясняющий жест, охвативший подтекающий кран, бюсты работы Ноллекенса и испещренный завитушками лист бумаги у телефона). Дела издательства вел исключительно мистер Рэмпоул. Да, кажется, он что-то слышал о каком-то журнале, который начал издавать Силк.
Люди в штатском стенографировали все эти подробности. Таких свидетелей они любили, обстоятельных, точных, уверенных.
Когда дошло до Почечуй-Травы, Бентли иссяк. Этого человека он никогда не видел. Скорее всего это псевдоним какой-то женщины.
– Благодарим вас, мистер Бентли, – сказал главный из людей в штатском.
– Думаю, что мы вас больше не потревожим. Если вы нам понадобитесь, я надеюсь, мы всегда сможем найти вас здесь.
– О да, конечно, – любезно отвечал Бентли. – Иногда я образно называю этот стол своей каторгой. Я всегда здесь торчу. В крутенькие времена мы живем, инспектор.
Отряд полицейских наведался на квартиру Эмброуза, но добыл там лишь то, что могла рассказать его экономка.
– Объект сбежал, – вернувшись, доложили полицейские своим начальникам.
В тот же день под вечер полковник Плам, Безил и полицейский инспектор были призваны к начальнику управления внутренней безопасности.
– Мне не с чем вас поздравить, – сказал он. – Дело велось безобразно. Я не в претензии ни к вам, инспектор, ни к вам, Сил. – Он с отвращением посмотрел на полковника Плама. – Мы явно напали на след очень опасной группы, а вы выпустили из рук четырех из пяти. Не сомневаюсь, что сейчас они сидят в немецкой подводной лодке и смеются над нами.
– Мы поймали Рэмпоула, сэр, – сказал полковник Плам. – Я склонен думать, что он заправила.
– Я склонен думать, что он старый болван.
– Он ведет себя крайне враждебно и вызывающе. Отказывается сообщать какие бы то ни было данные о своих пособниках.
– В одного из наших людей он швырнул телефонную книгу, – а сказал полицейский инспектор, – и допустил по отношению к ним такие выражения, как «простофили», «чинуши»…
– Да, да, я читал отчет. Рэмпоул, очевидно, человек несдержанный и чрезвычайно неразумный. Посидеть на холодке до конца войны ему не помешает. Но заправила не он. Мне нужен этот Абрахам-Уиперли-Кости, а его и след простыл.
– У нас есть приметы.
– Нужны нам приметы, когда он уже считай что в Германии. Нет, вы запороли мне всю операцию. Минцстру внутренних дел это очень не понравится. Кто-то проболтался, и я твердо намерен выяснить кто.
Когда собеседование, столь неприятно затянутое, подошло к концу, начальник управления велел Безилу остаться.
– Сил, – сказал он, – как я понимаю, вы первый напали на след этой шайки. Есть у вас какие-нибудь соображения о том, кто их предупредил?
– Вы ставите меня в очень затруднительное положение, сэр.