Не злите джинна из бутылки
Шрифт:
— Не нужно, Андрюша! — мягко проговорил шеф, и угольно-черный кот вдруг зашипел и спрыгнул с его коленей — должно быть, почувствовал затаенную злобу хозяина. — Ничего не нужно, Андрюша!
Кусачкин похолодел.
Шеф никогда не называл его по имени. Это скверный знак… самый скверный, какой только бывает!
— Ничего не нужно! — повторил шеф. — Я нашел исполнительного молодого человека, который уже сделал все, что требовалось. Без всяких твоих хитростей, без всех этих систем, цепочек, сложных схем. Он работает просто, но надежно…
— Но,
— Я же сказал — ничего не нужно! — повторил шеф, и сквозь искусственную мягкость его голоса начал проступать металл. — Я же сказал — все уже сделано! Гораздо проще и эффективнее и без лишних людей! А ты, Андрюша, больше мне не нужен. Ты свободен, я тебя не задерживаю…
Свободен…
Кусачкин знал настоящее значение этого слова.
Его уже приговорили.
Сколько ему осталось — несколько дней? Несколько часов? Несколько минут?
Нет, шеф не будет устранять его возле своего дома, так что несколько часов у него, наверное, есть.
И тут Кусачкин вспомнил седого человека с незапоминающейся внешностью и его демоническую спутницу.
Он вспомнил разговор в гараже и свое обещание.
Что ж, он еще не сказал последнего слова!
— Шеф… — смущенно проговорил Кусачкин. — Можно мне… можно мне зайти в туалет?
— В туалет? — переспросил старик с насмешкой. — Испугался, Андрюша? Ну, сходи, милый, а то не ровен час напачкаешь тут у меня… Марта Петровна будет недовольна!
Кусачкин выскользнул в коридор, огляделся по сторонам, юркнул в кухню и поспешно открыл форточку.
Этим вечером кот Феликс чувствовал какое-то удивительное, давно забытое волнение. Форточка на кухне была открыта, и через нее в квартиру вливался чарующий аромат улиц, крыш и чердаков, аромат помойных баков и пищевых отходов.
Феликс сам себе удивлялся.
Он, солидный, степенный, основательный домашний кот, давно не реагировал на такие простонародные, плебейские запахи. Дома его кормили прекрасно — самыми лучшими кошачьими консервами, а раз в неделю — приготовленной на пару форелью, чаще, к сожалению, не разрешал ветеринар… Почему же сегодня его так взволновал вульгарный запах селедочных голов и колбасных шкурок?
А тут к этому запаху примешалось еще кое-что, куда более сильное, куда более пленительное.
Феликс почувствовал запах кошечки.
Этот запах, отчетливый и близкий, заставил сильнее биться его старое сердце.
Феликс вскочил на буфет, с него довольно ловко для своих лет перепрыгнул на открытую форточку и замер, распушив усы, всей грудью вдыхая волшебный аромат, аромат любви и приключений…
Да, никаких сомнений — кошка была где-то совсем близко.
В душе Феликса боролись два очень сильных чувства: чувство долга, долга перед хозяином — и стремление к этой очаровательной особе, которая, несомненно, ждет именно его, Феликса, и готова предаться с ним любви…
Собственно говоря, удерживали кота на месте не столько чувство долга, не столько привязанность к хозяину, к этому старому толстяку, который только и знал, что сажал Феликса на колени и часами гладил его, не доставляя этим коту никакого удовольствия. Гораздо сильнее удерживала его привычка к комфорту и к хорошей еде. К тем самым кошачьим консервам и паровой форели.
Но запах кошечки… запах жаждущей любви особы противоположного пола… этот, как известно, основной инстинкт…
Сердце Феликса буквально разрывалось на две части.
И тут эта кошечка, это прелестное создание, подала голос.
Она мяукнула нежно и призывно, не оставляя никаких сомнений, что готова сию же минуту броситься в объятия Феликса.
Кот понял, откуда доносится ее любовный зов: с соседнего балкона.
До нее нужно было еще добраться, нужно было дойти по узкому карнизу, на головокружительной высоте — но разве это может остановить жаждущего любви кота?
Феликс был готов к любым подвигам, тем более что в глазах прелестной кошечки совершенный ради нее подвиг будет иметь несомненную ценность.
— Жди меня, моя красавица! — страстно мяукнул Феликс, выбираясь наружу и ловко перелезая на карниз. — Жди меня, я лечу к тебе на крыльях любви!
Это, разумеется, было поэтическим преувеличением. Феликс не летел, а осторожно шел по узкому карнизу, опасливо посматривая краем глаза вниз, туда, где на глубине пропасти передвигались маленькие человеческие фигурки и совсем уж крошечные фигурки собак и котов. Сорваться с карниза и рухнуть туда ему совсем не улыбалось, но Феликс был кот, а коты славятся своей ловкостью и умением лазать по самым узким и труднопроходимым путям. Так что не прошло и пяти минут, как он перепрыгнул с карниза на соседский балкон, где его действительно ждала маленькая серенькая кошечка.
Конечно, она была из простых, наверняка провела большую часть своей жизни на чердаках и помойках, но это только прибавляло ей пикантности и очарования в глазах Феликса. Издав победный вопль, он бросился навстречу своей любви.
Этот день стал одним из самых счастливых в его жизни.
В то же самое время к открытой форточке спустили с крыши корзинку, в которой сидел загримированный Аскольд. Леня спрятал в густой черной шерсти крошечный микрофон и на прощанье поцеловал кота в макушку.
Корзинка повисла перед окном.
Аскольд плавным, рассчитанным движением вспрыгнул на форточку.
Конечно, он слышал любовные вопли, доносящиеся с соседнего балкона… но не поддался соблазну: перед ним была серьезная задача, и хозяин знал, что он с этой задачей справится.
Совсем рядом, из соседней комнаты, доносились чарующие звуки оперной музыки. Великий тенор Лучано Паваротти, совсем недавно скончавшийся, исполнял романс Неморино из оперы Доницетти «Любовный напиток».