Неадекватное поведение

Мэрфи Пэт

— Спасибо. — Эван с удовольствием выпил кокосовое молоко.

— Всегда пожалуйста, — ответил таракан.

Эван внимательно осмотрел робота. Ему очень хотелось увидеть лицо человека, управляющего этим механизмом. Этот человек теперь единственное, что связывает его с внешним миром. Он еще ничего не сообщил о компании «Атлантис» и об их реакции на появление Эвана.

— Что сказали твои начальники, когда узнали, что я тут? — снова спросил Эван.

— У меня нет начальников, — ответил таракан.

— О'кей, — медленно проговорил Эван. Его знобило и немного

кружилась голова, разговор с чудищем зашел в тупик. — Но ты ведь кому-то сообщил, что нашел меня здесь?

— Нет, — ответил таракан, помолчал и добавил: — Я собираюсь выйти на связь с доктором Родесом. Хочешь, чтобы он знал?

По ровному, механическому голосу нельзя было судить о том, что чувствует человек, который это говорит. Эван, с трудом сдерживаясь, чтобы не крикнуть, ответил:

— Да. Когда связь?

— Сегодня вечером.

— Отлично, — проговорил Эван. — Ты скажешь ему, что у меня сломана нога и что мне нужна медицинская помощь?

Он оглядел бутыли с водой и консервы — оставалось полторы бутыли воды и пять банок тунца. Надолго этого не хватит.

— Да. Хочешь еще кокос? — спросил таракан.

Эван смотрел на бесстрастную металлическую личину чудовища, на его ограненные глаза. Эван Коллинз был антропологом, сейчас он находился в годичном научном отпуске изучал приветственные речи туземцев Океании, различия между разными островными группами и прочее. Отличный предлог, чтобы целый год провести в южной части Тихого океана. Как антрополог, он гордился своей способностью угадывать сокровенные черты характера людей. Но сейчас даже это ему не поможет. Еще кокос?

Нет, ему нужен не кокос, а спасательная команда. Нужно выудить из этого человека побольше информации.

— Знаешь, — медленно произнес Эван, — ведь я не представился. Меня зовут Эван. Эван Коллинз. А тебя?

— Анни, — ответил таракан.

Вот так-так. Совсем не то, что он себе представлял. Не какой-то там работяга, а женщина.

— Анни, — сказал Эван. — Красивое имя. Как давно ты работаешь на «Атлантис», Анни?

— Тридцать два дня, — ответил таракан.

Опять все не так, как представлял вначале Эван Коллинз. Новый работник, женщина — вряд ли она обладает большим влиянием.

— Тогда скажи мне, — продолжал он, — кто такой доктор Родес?

Таракан отступил на шаг назад и сказал:

— Я не хочу отвечать на вопросы.

— Тогда я не буду их задавать, — быстро проговорил Эван. Анни его единственная связь с миром. Он не хотел ее отпугивать. — Если хочешь, можешь задавать вопросы мне.

— Я не хочу задавать вопросы, — объявил таракан. — Я хочу, чтобы ты рассказал мне сказку.

Робот

У Эвана Коллинза так много вопросов. Он все спрашивает и спрашивает.

Мама всегда рассказывала мне сказку перед сном. Когда мама начинала задавать мне слишком много вопросов или о чем-нибудь меня бесконечно просила, я уговаривала ее рассказать мне сказку. Я собираю сказки, как камни.

— Какую сказку? — спросил Эван Коллинз.

Я вспомнила, что рассказывала мне мама, и ответила:

— Про Золушку.

— Ты хочешь, чтобы я рассказал тебе про Золушку?

— Да.

Он помедлил, и я уже подумала, что, возможно, он не знает эту сказку. Но вот он начал:

— Давным-давно…

«Давным-давно…», да, именно так начинаются все сказки. Давным-давно у Золушки умерла мать, а отец женился заново. У Золушки появились злая мачеха и две сводные сестры.

Мысленно я представила себе диаграмму, в которой поочередно возникают все герои сказки. Отец, мать и Золушка находились в вершинах некоего треугольника, между ними пролегали жирные линии. В вершинах второго треугольника стояли мачеха и две ее дочери. Еще одна жирная линия пролегла между отцом Золушки и ее мачехой. Такие мысленные картинки помогали мне уяснить взаимоотношения между людьми, которые иначе казались совершенно запутанными.

Мачеха и сводные сестры Золушки заставляли ее делать всю работу по дому, а ночью она спала на жесткой лавке в кухне. Мужчина сказал, что Золушка сильно грустила.

Я представила Золушку и эту лавку в кухне. Не уверена, что он прав. Днем в доме шумно и много народу, все смеются, разговаривают. Ночью в кухне должно быть темно и спокойно — просто прелесть. Если для того, чтобы тебя оставили в покое, нужно называться Золушкой, я согласна.

Но вот принц решил устроить бал и пригласить на него всех благородных женщин и девушек королевства. В сказках всегда устраивают балы. Они все нейротипичны, это уж точно. Все время должны быть окружены людьми, собираются вместе, беседуют, постоянно только и думают о том, что устанавливают социальную иерархию и потом защищают ее.

То же самое, что в начальной школе. Я не сразу это поняла, но все эти игры на площадке имели одну цель — определить, кто станет главным.

Меня не волновало, кто будет главным, и я не хотела принимать участие в их играх. Поэтому сидела сама по себе и разглядывала камни, из которых была сложена стена, окружавшая площадку. Стена была старой, сложенной из интересных, необычных камней самой разнообразной расцветки. В некоторых видны были прожилки слюды. У меня уже была к тому времени коллекция камней, и я представляла, как будут смотреться в ней камни из этой стены.

Поэтому и я считала, что Золушке тоже не хотелось на бал, но мужчина настаивал, что она хотела туда поехать. Однако она не могла этого сделать, потому что ей нечего было надеть.

Я не понимала, почему отсутствие соответствующей одежды могло помешать ей поехать на бал. Еще одно правило этих невротиков, которое я отказывалась понимать. Они хотели, чтобы все люди выглядели одинаково и вели себя тоже одинаково.

В школе учительница все время пыталась заставить меня играть с другими детьми, даже когда я объяснила ей, что вместо этого хочу изучать камни. Она настаивала, что я должна вести себя так же, как другие дети, и принимать участие в их играх. Нейротипичные люди все время считают, что все остальные должны вести себя одинаково, должны соответствовать каким-то ими же придуманным стандартам.