Небесное пламя. Персидский мальчик. Погребальные игры (сборник)
Шрифт:
Спасение Александром своего отца от мятежников заимствовано из Курция, который пишет, что Александр горько жаловался на то, что Филипп не признавал этот долг, ведь ему во имя спасения пришлось прикинуться мертвым.
Диодор и другие авторы описывают победные торжества Филиппа после битвы при Херонее, но не упоминают участие в них Александра.
Сексуальные привычки Александра неоднократно были предметом споров; очернители обвиняли его в гомосексуализме, а поклонники с негодованием опровергали это. Ни одна из противоборствующих сторон не задумывалась, в какой мере сам Александр считал это безнравственным. В обществе, в котором бисексуальность признавали нормой, три его законных брака свидетельствуют о нормальной ориентации. Его обычная сдержанность отмечалась неоднократно, однако современникам самой примечательной чертой
Эмоциональная приверженность к Гефестиону – один из самых достоверных фактов жизни Александра. Он открыто гордился этим. В Трое, на глазах всей армии, они вместе почтили гробницы Ахилла и Патрокла. Хотя Гомер и не говорит, что герои были более чем друзьями, в это широко верили в дни Александра; считай он это обвинение постыдным, вряд ли проявил бы подобное внимание. После победы при Иссе, когда пленные женщины из семьи Дария оплакивали своего господина как мертвого, Александр пошел к ним в палатку, чтобы ободрить их, и взял с собой Гефестиона. Как пишет Курций, они вошли вместе, одетые почти одинаково. Гефестион был выше ростом и, с точки зрения персов, представительнее; царица-мать почтительно простерлась перед ним. Предупреждаемая отчаянными жестами слуг о своей ошибке, она в глубоком смущении повернулась к истинному царю, который сказал ей: «Ты не ошиблась, мать; и этот человек – Александр».
Естественно, что на публике оба вели себя подобающим образом (хотя высокопоставленные чиновники возмущались тем, что Гефестион, не встречая возражений, читает через плечо Александра письмо к нему Олимпиады). Физическая близость друзей не доказана, и те, кого это беспокоит, вольны ее отрицать. Зафиксировано присловье Александра, что сон и секс напоминают ему о собственной смерти.
Александр пережил своего друга примерно на три месяца, два из которых он провел в дороге из Экбатаны в Вавилон, предполагаемую столицу империи Александра. Тело Гефестиона везли туда же. Дикая пышность и нелепость похоронных обрядов, грандиозный погребальный костер, обращение к оракулу Зевса Аммона с просьбой даровать умершему божественный статус, уже дарованный самому Александру (Аммон разрешил Гефестиону считаться только героем), наводит на мысль, что в то время Александр едва ли был в здравом уме. Вскоре после этого он заболел лихорадкой, но всю ночь просидел на пиру. Хотя он спешил строить свои военные планы, пока мог держаться на ногах и даже дольше, нет никаких сведений о том, что он призывал к себе врача. (Врача, лечившего Гефестиона, он повесил за нерадивость.) Его упорное пренебрежение собственным состоянием похоже на саморазрушение, то ли сознательное, то ли нет.
Его поведение во время Дионисий придумано, но, я полагаю, выражает психологическую правду. Олимпиада совершила много убийств; ее казнь Кассандр [113] поручил осуществить родственникам ее жертв. Она убила Эвридику и ее ребенка в то время, как Александр был отвлечен смертью Филиппа. Ее соучастие в убийстве последнего подозревали, но не доказали. Пророческое «видение» Демосфена исторически достоверно.
Читатель, который захочет познакомиться с деятельностью Александра как царя, найдет материал в «Жизнеописаниях» Плутарха (том 2) или в «Анабасисе Александра» Арриана.
113
Кассандр (355–298 до н. э.) – один из диадохов (полководцев) Александра Македонского; в 306 г. до н. э. стал царем Македонии.
Имена персонажей
Настоящее имя Александра было, разумеется, Александрос, настолько распространенное в Северной Греции, что даже в этой книге его носят еще три персонажа. Именно поэтому, а также из-за ассоциаций двухтысячелетней давности я выбрала привычную латинизированную форму.
Я также сохранила традиционные формы для некоторых других очень знакомых имен: Филипп для Филиппоса, Птолемей для Птолемеоса, Аристотель для Аристотелеса и соответственно для нескольких географических названий. Однако слово «Буцефал» тянет за собой такой длинный хвост клише XIX века, что я предпочла преобразовать его в Букефала – это дорически-македонская форма. В истории Александра никакая номенклатура, похоже, никого не удовлетворит, так что, прошу прощения, я удовлетворилась собственной.
Вместо ее собственного имени Клеопатра я дала новобрачной Филиппа дарованное им как царская почесть имя Эвридика, чтобы ее не путали с сестрой Александра.
«Персидский мальчик»
Все описанные в романе публичные действия Александра основаны на свидетельствах современников и подтверждены самыми авторитетными и заслуживающими доверия источниками. К сожалению, найти место для всех основных событий насыщенной жизни Александра было затруднительно, равно как не представлялось возможным отразить всю палитру его гения. Моя книга пытается осветить его лишь с одной стороны – и неизбежно некоторые важные его свершения остались в тени.
Античные авторы, все как один, отмечают необыкновенную «умеренность» сексуальных аппетитов Александра. Ни один из них, впрочем, не называет его аскетом; будь это так, ученые мужи древности обязательно заявили бы о его импотенции: христианские идеалы воздержания и чистоты в описываемое время еще не были известны. Основные черты вырисовываются довольно ясно – крайне слабое физическое влечение (что неудивительно, если вспомнить о тратах энергии на ином поприще) вкупе с невероятной способностью притягивать к себе любовь. Мы знаем о любовных связях Александра столь мало отчасти потому, что их действительно было немного, отчасти же из-за того, что Александр не бросался в любовный омут, что называется, очертя голову. Никто из партнеров ни разу не вовлек его в скандал.
Из известных нам свидетельств следует, что Гефестион все-таки был его любовником. Это более чем вероятно, хотя нигде не упоминается прямо. Рассказ Плутарха о ребенке от вдовы Мемнона, следующий за повестью о падении Дамаска, подвергается сомнению современными историками, другого же свидетельства о наличии у Александра наложницы попросту не существует. Багоас – единственный персонаж, прямо описываемый в источниках как eromenos [114] Александра.
Первое упоминание о нем принадлежит Курцию: «Оговорив свою безопасность при встрече, Набарзан явился к нему [к Александру], принеся великие дары. Среди подарков его был и Багоас, евнух замечательной красоты и в самом расцвете мальчишества, прежде любимый Дарием и впоследствии снискавший любовь Александра. Мальчик молил пощадить Набарзана, и царь с неохотой уступил его просьбе». Украшение, типичное для Курция; условие безопасности переговоров с очевидностью доказывает, что Александр хотел выслушать самого Набарзана, что, вне всякого сомнения, и решило дело в пользу последнего. Как в руки этого человека попал сам Багоас (притом что никто из свиты Дария не был оставлен с царем после ареста, а сам Набарзан спасся всего с шестью сотнями всадников), никак не объясняется.
114
Возлюбленный (греч.).
В наши дни широко распространено заблуждение, что все евнухи обязательно становятся слабохарактерными и тучными. Чтобы исправить подобную ошибку, не надо обращаться далее чем к истории XVIII века и знаменитым оперным castrati, чья романтическая внешность делала их столь популярными среди тогдашних модниц. Портрет знаменитейшего из них, Фаринелли, являет нам образ молодого человека с приятными, чувственными чертами лица и фигурой, которой многие сегодняшние теноры могут только позавидовать. Его биограф, доктор Берни, описывая Фаринелли годы спустя, заявляет: «Он высок и худощав, но выглядит замечательно хорошо для своих лет и к тому же полон жизни».
Рассказ о последних днях жизни Дария появляется только у Курция. Эта история описана живо и полна деталей; она не похожа на присущие Курцию «лирические отступления» и, вероятно, повествует о реальных событиях. Если такая догадка верна, то последние сцены могли быть переданы какому-то раннему хронисту одним из евнухов Дария, единственных свидетелей случившегося. Вполне логично предположить, что это сделал сам Багоас. Благодаря тому положению, которое он занимал при персидском дворе, его имя должно быть известно всем современным Александру историкам.