Небесное пламя. Персидский мальчик. Погребальные игры (сборник)
Шрифт:
– Да, Александр, – с благоговением отозвался солдат.
Александр наградил его легкой благодарной улыбкой, и сияющий Полемон поспешил выполнить поручение. Вскоре он снова сел на лошадь, и стервятники, удовлетворенно покрикивая, спустились вниз.
Далеко впереди блестело голубое море; Гефестион с облегчением подумал, что вскоре поле боя останется позади. Взгляд Александра блуждал по перешедшей во власть птиц равнине и необъятному небу над ней. Он заговорил:
Многие души могучие славных героев низринулВ мрачный Аид и самих распростер их в корысть плотояднымПтицам окрестным и псам (совершалася Зевсова воля)… [55]55
Гомер.
Тягучий гекзаметр двигался в такт с плавной поступью Букефала. Гефестион молча смотрел на Александра. А тот ехал, умиротворенный, рядом со своим невидимым демоном.
Печать Македонии осталась у Антипатра. Александра перехватил второй гонец; царь, желая поощрить сына, приглашал его в свой лагерь под Перинфом. Александр повернул на восток к Пропонтиде, взяв с собой друзей.
В ставке Филиппа, в хорошо обжитом уже доме, отец и сын сидели за сосновым столом, над подносом, полным морского песка и камней, возводя горы, пальцем прокапывая ущелья, стилосами отмечая расположение конницы, стрелков, фаланг и лучников. Здесь никто не мешал их игре, если не считать вылазок осажденных. Смазливые юные оруженосцы Филиппа были неназойливы и сдержанны. Бородатый Павсаний, получивший повышение до соматофилакса, начальника стражи, бесстрастно наблюдал за ними, нарушая их уединение, только чтобы сообщить о тревоге. Тогда они немедля хватались за оружие – Александр с нетерпением, Филипп чертыхаясь, как бывалый ветеран. Завидев Александра, ила, к которой он присоединился, поднимала восторженный крик. После фракийской кампании он получил прозвище: Базилиск Маленький царь.
Легенда об Александре летела впереди него самого. Возглавляя военную операцию против медов, Александр напал из-за скалы сразу на двух воинов и справился с обоими, не дав им времени предупредить остальных; собственные люди юного правителя не поспевали за ним. Двенадцатилетняя девочка-фракийка, бросившаяся к его ногам, когда за ней гнались солдаты, провела в его палатке всю ночь, и он не дотронулся до нее даже пальцем, а после одарил приданым. Он встал между четырьмя повздорившими македонцами, которые уже выхватили мечи, и прекратил драку голыми руками. Когда в горах разразилась гроза и молнии ударяли в скалы, так что солдатам казалось, что боги вознамерились уничтожить их всех, до последнего человека, Александр увидел в этом предвестие удачи, заставил солдат двигаться, рассмешил их. Кому-то Базилиск перевязал рану собственным плащом, сказав, что цвет крови благороднее пурпура; кто-то умер у него на руках. Еще кто-то, решивший испробовать на нем старые солдатские штучки, горько пожалел об этом. Если Александр отвернется от тебя – держи ухо востро. Но если твое дело правое, он обязательно поможет тебе.
Когда солдаты видели, что Александр бежит к штурмовым лестницам в свете падающих со стен огневых снарядов, яркий и быстрый, как огонь, зовущий воинов за собой так, как если бы звал на пир, они откликались всей душой и стремились быть поближе к нему. «Следи за ним, он думает быстрее тебя», – говорили солдаты.
При всем этом осада подвигалась вяло. Пример Олинфа привел к обратному: жители Перинфа решились стоять до последнего и умереть, если понадобится. И до этой последней минуты было еще очень далеко. Хорошо снабжаемые с моря, защитники города яростно отражали атаки и часто устраивали ответные вылазки. Теперь они сами подавали пример остальным. Из Херсонеса, лежавшего к югу за Великой Восточной дорогой, пришла весть, что покоренные греческие города собрались с духом. Афиняне долго пытались подтолкнуть их к бунту, но они не соглашались принять афинские войска – скудно оплачиваемые и вынужденные жить за счет
– Я очистил для тебя одну сторону дороги, отец, – сказал Александр, как только узнал новости. – Позволь мне очистить и другую.
– Так я и сделаю, когда подойдет подкрепление. Я использую его здесь, а тебе нужны люди, знающие местность.
Филипп планировал неожиданный штурм Бисанфы, надеясь отрезать ее от Перинфа; она помогала осажденным, став у царя костью в горле. Филипп завяз в этой прибрежной войне гораздо глубже, чем ему хотелось, и вынужден был обратиться к наемникам. Они явились из Арголиды и Аркадии, областей, которые поколениями жили под угрозой нападения Спарты и поэтому поддержали растущее могущество царя; они равнодушно принимали гнев и ужас афинян. Но наемники стоили денег, которые осада пожирала, как песок – воду.
Наконец наемники явились, крепкие приземистые люди, из того же теста, что и Филипп – его аргосское происхождение читалось в нем и через поколения. Царь устроил наемникам смотр и созвал совет с их военачальниками, которым – к добру или худу – наемные войска подчинялись постоянно; это являлось слабым звеном в цепи командования. Впрочем, аргивяне были опытными воинами, стоившими своей платы. Александр же с войском отправился на запад; солдаты, бывшие с ним во Фракии, относились к остальным как опытные ветераны к новичкам.
Поход Александра был стремителен. Мятеж еще только зарождался; несколько городов, охваченные страхом, изгнали возмутителей спокойствия и поклялись в преданности. Те же, кто успел связать себя обязательствами перед Афинами, радовались будоражащей новости: боги наслали на Филиппа безумие, и он доверил армию шестнадцатилетнему мальчику. Эти города послали Александру вызов; он осадил их один за другим, изучая местность, нащупывая слабое место в обороне или, если слабых мест не было, используя подкопы, тараны, бреши. Александр хорошо усвоил уроки Перинфа и сумел ввести некоторые новшества. Сопротивление вскоре угасло; оставшиеся города открыли ворота, приняв его условия.
По дороге из Аканфа Александр видел путь Ксеркса: судоходный канал через перешеек Атоса, проведенный для того, чтобы персидский флот мог безопасно пережидать горные бури. Огромная снежная вершина вздымалась над поросшими густым лесом склонами. Армия повернула на север, следуя вдоль берега чудесного залива.
У основания лесистых холмов виднелись остатки давно разрушенного города. Руины стен поросли ежевикой, насыпи виноградников размыли зимние дожди, по заброшенным оливковым рощам бродило только стадо коз, пощипывающих сорняки; несколько голых мальчишек-пастухов продирались сквозь низкие ветки подлеска.
– Что здесь было? – спросил Александр.
Кто-то из солдат подъехал с вопросом к пастухам. Завидев его, мальчишки с пронзительными воплями обратились в бегство. Наименее проворного удалось изловить; он вырывался, как попавшая в сети рысь. Увидев, что полководец, к которому его подтащили, едва ли старше его собственного брата, мальчишка онемел. Когда безбородое чудо милостиво сообщило, что все, чего они хотят, – это узнать название погибшего города, пастушонок ответил:
– Стагира.
Колонна двинулась дальше.
– Я должен поговорить с отцом, – сказал Александр Гефестиону. – Старику пришло время получить свою плату.
Гефестион кивнул. Он понимал, что школьные дни миновали.
Когда договоры были подписаны, заложники присланы, укрепления усилены, Александр вернулся к Филиппу, все еще сидящему под Перинфом.
Царь дожидался сына, прежде чем двинуться к Бисанфе; ему необходимо было знать, что все устроилось. Филипп решил выступить в поход сам, оставив вместо себя Пармениона, поскольку взять Бисанфу было еще тяжелее: с трех сторон город защищали Пропонтида и Золотой Рог, со стороны суши высились неприступные стены. Все свои надежды царь возлагал на внезапность нападения.