Небесное Сердце
Шрифт:
– Смотри, смотри, - тыкала пальцем какая-то девочка.
– А у дяди глаза цвет меняют!
Слишком шумно. Мешает сосредоточиться.
Снизить приоритет восприятия внешних шумов до тридцати процентов.
Выполнено.
Приём входящего сигнала на закрытой частоте. Дешифровка.
«Вайон, спокойно, - назидательно сигналил док.
– У тебя светокристаллы близки к оранжевому спектру. Перестань злиться, это надо просто пережить».
«Надоело. Не хочу никого видеть. Праздник у них... Достал этот грёбаный пафос!»
Он
Не хочу так. Не хочу!
Коррекция настроек оптики. Максимальная имитация человеческого зрения.
Свет ударил в сознание, ослепил, стёр картинку. Всё вокруг оказалось залито непроницаемой белизной. Солнце грело светокристаллы. Грело Сердце. Хотелось раскинуть руки и взлететь. Просто так, без корабля, туда, в белый огонь, к солнцу. Но оболочка тяжела. У неё нет крыльев.
Я буду любить тепло. И свет.
Огромный полиморф замер на платформе, будто распятый и пригвождённый солнцем. Его блики скользили по броне, по синевато-серебристому металлу, стекали слепящим расплавом. И все, кто видел, все, кто до этого не верил, вынуждены были признать великим человека, одухотворившего машину.
Печален был Джас, умолчавший о понимании, настигшем его накануне. Он глядел на командира зелёными кристаллами цвета скорби, и это выдавало его с головой. Но он молчал. И будет молчать до конца.
Срок жизни полиморфа короток. Машина будет одушевлена лишь до тех пор, пока горит огонь Сердца, заряд которого конечен и почти невосполним. Пока душа способна хотеть жить, пока ею движут чувства и желания, новый опыт и интерес.
Как быстро они устанут от цифровой пустоты? Может быть, через века, а может, через несколько десятков лет. Джаспер не знал этого. И где в ледяном безмолвии космоса взять настолько сильное чувство, чтобы оно заставляло жить?
Вайон... Пожалуйста, выживи.
Космодром встретил экипаж рабочей готовностью, деловитостью персонала, жужжанием снующих туда-сюда ботов-погрузчиков. Астронавты наконец-то «вздохнули» с облегчением и шагнули с платформ на гранолит взлётного поля. Предназначенная для горожан раскраска исчезла, вернув строгий блеск чистого металла, на смену нервам и раздражению пришла собранность. Отмахиваясь от путающейся под ногами мелкой техники, полиморфы зашагали к кораблю, проткнувшему небо белой гранёной иглой.
Однако их ждало разочарование - церемониал ещё не кончился. Пожелать астронавтам доброго пути явился лично глава энвильского правительства. Очередная торжественная речь, пустые слова о героях человечества, первопроходцах и так далее. Всё это полиморфы пропустили мимо ушей, ожидая, пока красноречие его помощников, писавших этот образец ораторского искусства, иссякнет. От скуки переминались, трансформировали манипуляторы кто во что горазд, гудели и посвистывали, пока кто-то не додумался отшутиться, брякнув:
– Ну, вы это... говорите, может, а мы пойдём, а то смазка стынет...
Канцлер расхохотался, плюнул на речь, и экипаж был отпущен с ответными улыбками. Более не оглядываясь, команда прогрохотала по трапу: шестеро в рубку, остальные в салон. Возможность избавиться, наконец, от назойливого общества властей и прессы подняла настроение всем.
– Ну что, консервы, все прикрутились болтами к сидениям?!
– рявкнул со своего места Пирт во всю мощь динамиков, включая все системы запуска корабля.
– Так точно, шеф, гайки завинчены!
– жизнерадостно отозвался наводчик Кирен. В последнее время команда полюбила хохмить и подтрунивать друг над другом «в машинном духе», на ходу изобретая обороты речи, поговорки и даже ругательства. Центр Управления Полётом, разумеется, всё это слушал, но в эфире не отсвечивал, не мешая полиморфам настраиваться на нужный лад.
– Крима! Приборы?
– щёлкая последними тумблерами, подогнанными под размер больших механических пальцев, спросил Пирт.
– Показатели двигателей в норме, баки полны... трюмы под завязку и люки задраены!
– бодро отрапортовала бортмеханик, сверкая задорной синевой светокристаллов. Она - счастливица - смотрела на вещи просто и видела в этом полёте одно огромное Приключение, не страдая ни об утраченной возможности материнства, ни о семье, оставшейся где-то в дальнем посёлке.
– Р-разговорчики!
– цыкнул полковник Рэтхэм. Его кристаллы переливались то бирюзовой зеленью, то желтизной. Лишь за несколько дней до старта выяснилось, что он нервно переносит взлёты. Хотя, чего бояться полиморфу?
– Вышка, говорит «Искатель». К взлёту готов, - подобрался и разом посерьёзнел Пирт. Его большие ладони привычно легли на штурвал.
– «Искатель», взлёт разрешаем, - без задержки ответили в эфире.
– Запускаю маршевые двигатели на прогрев, - рычаг накопителей под рукой первого пилота пошёл вверх.
– Гравитация?
– Компенсатор в норме, - с места второго пилота доложил Вайон.
– Ну что, космолётчики, машем дому манипуляторами и валим отсюда! Набор мощности... Десять секунд...
Дрожь прошла по кораблю, словно проснулся гигантский доисторический зверь. Экипаж легко представил, как взревели двигатели, и из дюз в пусковую шахту ударило пламя.
– Три... два... один... Отрыв.
«Искатель» уходил в небо. На долгие столетия ему предстояло затеряться в глубинах космоса, за пределами освоенного человечеством сектора Галактики. Что отыщет там его железный экипаж?
Неужели, это только начало?..
3. Посмевший думать